Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

— …Ты зря думаешь, будто это я изменил что-то, — говорил Максимилиану Урхан.

— Я решил, что они прекратили стрелять потому, что вы вчетвером напали на них и завязали ближний бой, — пожал плечами Макс. — Тогда я и отправил остальных на подмогу…

— Поверь, этого от тебя и ждали, — сделал Урхан неутешительный вывод. — И ты, и я… да все мы — сплясали под их проклятую стигийскую дудку… — он прокашлялся; сырой утренний холод пробирал до костей. — Пойми, Макс, мы им нужны не были. Вся битва была затеяна только для того, чтобы твоя Эдна осталась без защиты. Как только Стиги сочли ее мертвой, они отступили и равнодушно оставили нас в живых.

На это Макс угрюмо промолчал. Урхан был прав. Сто раз прав. Однажды, еще в молодости он сталкивался со Стигами и был «пощажен» так же…

— Они ведь не вернутся больше за мной? — подала голосок Эдна. — Не вернутся, правда?..

— Нет, — Макс ответил с уверенностью. — Ты у них теперь числишься мертвой… Только вот, если кто-нибудь узнает тебя в городе… все может начаться заново…

— …Я не виню тебя в том, что случилось, Макс, — счел нужным напомнить Урхан. — Но ты все еще мой воин и идешь со мной до самого Гуррона.

— Знаю, — с достоинством отозвался Максимилиан. — Я бы и так не бросил тебя сейчас, когда охраны почти не осталось… Просто позволь нам с Эдной покинуть обоз до того, как он войдет в городские ворота… И… Урхан, — он внимательно посмотрел на бородача. — Знаешь… денег не надо… я принес тебе кучу неприятностей. И обязан тебе двумя жизнями: ее, — Макс на миг обернулся к Эдне, — и своей.

— Золотые слова, юноша, — ухмыльнулся в усы Урхан. — Но слов своих назад я не беру… Восемьдесят монет серебром. И еще двадцать сверху… — заявил он тоном, не принимающим отказа. И добавил, уже мягче: — Я хочу, чтобы вы двое жили. И сумели выбраться из той беды, в которую попали.

Доброта незнакомцев…

Сталкиваясь с подобным отношением, ощущаешь нечто похожее на счастье. Но этому чувству нет названия. Оно сродни мягкому эху капли Смысла, упавшей в тихое озеро чьей-то жизни. Сродни звуку потревоженных струн души… взмаху крыльев… свету новой звезды на небосклоне…

Макс даже пожалел, что не знает Урхана так, как знает его эта дружная молчаливая троица — Эр'тор, Грегор, Денн… Быть может, не просто так они прошли с Урханом столько дорог, столько боев…

…Мысль взлетела выше. Мир представился множеством непостоянных, чудаковатых завихрений ветра… кружащего желтые листья… Как листья, люди встречаются на миг. Иногда один успевает восхититься красотой и силой души другого. Иногда просто не замечает… Но всегда, всегда и неизбежно на очередном вираже, в непредсказуемом потоке осеннего воздуха, листья-люди теряют друг друга из виду. Навсегда. Сколько их было, таких людей, на коротком веку Максимилиана… И сколько еще будет…

Лишь немного позже, когда появится свободная минутка, Макс достанет из сумки походную чернильницу и то самое дрекавачье перо, чтобы записать пришедшее к нему… Не записать он не мог бы; единожды родившись в душе поэта, строки рвутся в мир, и это мучение — держать стихи в себе…

…Дорога по-прежнему была пустынна. И вскоре Урхан и его воины узнали причину такого запустения. За очередным поворотом интерстиции, которому следовала и дорога, им открылась картина необычайного столпотворения. Не меньше пяти обозов сгрудились на небольшом участке дороги. Гвалт стоял редкостный, как на торговой площади Хандела в базарный день… Дорогу перегораживал внушительный завал из земли, камней и бревен; в другом случае он сошел бы за неплохую линию обороны.

Кто-то не зря выбрал именно это место, чтобы перекрыть дорогу. Здесь она была зажата меж двух высоких холмов, густо поросших реликтовым черным драконником (живучее дерево, настолько ветвистое, что почти не пропускает к земле света; под ним всегда лежит холодная черная тень; а продраться сквозь особо древние заросли черных драконников — задача далеко не простая, если у тебя нет в руках хорошего топора). Если здесь и можно было сойти с дороги и двинуться в обход, то никто в здравом уме делать этого бы не стал. Даже пешком или верхом на быстроногой чарге, не то что с тарандрами и гружеными повозками. Для тех торговцев, что вели свои обозы из Гуррона, выход был прост: вернуться к городу и выбрать другую дорогу. Но что оставалось делать тем, кто шел в Гуррон? Возвращаться до ближайшего ответвления интерстиции? Далековато… да и что потом? пройти через половину Обжитой Ничейной Земли ради того, чтобы добраться в несчастный Гуррон, когда уже выйдут все возможные сроки?.. Нет. Оставалось только одно: общими силами разобрать завал.

Работа была в самом разгаре. С камнями и землей люди справлялись сами, бревна же обвязывали веревками и растаскивали при помощи могучих тарандров. Те жалобно подвывали, снося упреки и тычки погонщиков, и их звериные голоса вливались во всеобщую многоголосую какофонию.