Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

— Нет! Я не виноват, меня заставили… Не стреляйте, прошу вас! — взмолившись, он упал на колени и протянул к амбасиатам длинные тощие руки.

— Не ори, идиот! — шикнул на него Джуэл. Парень замолк.

— Вы не Серые? — осведомился он через несколько секунд. Взгляд его упал на харуспекс на груди Джуэла. — А-а… — понимающе закивал незнакомец и проворно поднялся с колен. — Вы контрабандисты. Как и я… Давайте… э-ээ… разойдемся по-хорошему?..

— А мне он не нравится, — хмуро заметил Ирин. — Я за то, чтобы его пристрелить.

На лице юного контрабандиста вновь появилось испуганное выражение.

— Не надо, Ирин, — возразил Джуэл. — Мы не убийцы. Пусть идет.

Парень без лишних слов припустил бегом. Видимо, боялся, что суровый файзул, так милостиво даровавший ему жизнь, передумает.

— Эх, — вздохнул Оазис, все еще пытавшийся восстановить дыхание, — а спрятаться-то негде… — и широко повел рукой вдоль бесконечности травянистых холмов, похожей на скомканное зеленое одеяло.

— От боевых магов бесполезно прятаться, — покачал головой Пай. — Давайте отойдем немного от линии карламана — и я начну готовить трансволо…

…Коста с трудом разлепил веки. Сколько он пролежал в беспамятстве?.. кровь на них уже успела засохнуть. Своя ли, натекшая со лба… Чужая ли, брызнувшая в глаза после слишком удачного удара… Засохла…

Он не верил, что жив…

…Вначале веталы спустили на него баргестов. Натиск псов тьмы младший Оллардиан выдержал довольно легко. Меч так и летал в его руках. И не видно было лезвия, только блеск. Возможно, твари и не успели толком понять, от чего умерли. Бояться их человеку с клинком наготове и вовсе не стоит.

Веталы молча приняли смерть своих рабов и, прикрыв склизкой пленкой алые глаза, начали медленно и целенаправленно давить волю упрямого воина. О, эмоциональные импульсы разбегались от каждого бледнокожего размашистым веером — угрожающие, молящие, умиротворяющие, радостные, запугивающие, — сплетаясь в самых невероятных чувственных иллюзиях и сочетаниях.

Коротким движением смахнув с клинка бурую кровь баргестов, человечек лишь хрипло рассмеялся в ответ. В этом смехе не было ничего веселого. Он призван был выражать крайнюю степень презрения. И отвагу. Настоящий Марнс всегда смеется своим врагам в лицо!

Волевое давление исчезло в тот же миг: веталы поняли, кто стоит перед ними. Вряд ли дети тьмы ненавидят что-либо больше, чем Марнадраккар — эту занозу в теле Дикой Ничейной Земли.

Коста почувствовал их ненависть; она заполняла все пространство вокруг, как прибывающая вода.

Сорвавшись с места, веталы бросились в атаку…

…Память отказывалась помнить все, что было дальше. Такой сберегающий механизм есть у любого человека; и если он ломается, человек сходит с ума.

Как ни старался Коста припомнить что-нибудь, в памяти всплывали лишь какие-то отдельные моменты… Лязгающие зубы… пальцы, впивающиеся в тело стальной хваткой и разрывающие его безо всяких когтей… предсмертные крики веталов…

Младший Оллардиан сел и попытался вдохнуть полной грудью. Не вышло. Либо он серьезно ранен, либо какая-то тварь еще жива. Он огляделся. Шесть баргестов и шесть веталов не подавали признаков жизни. Но откашляться не получалось… О Небеса! Неужели еще кто-то шатается рядом?!.

Коста нащупал рукоять меча. Клинок цел. Это хорошо.

Затем воин осмотрел свои раны. Их оказалось много. Даже слишком много. Одежда вся в крови… И вряд ли удастся сейчас подняться на ноги.

Сняв с пояса фляжку с походной настойкой, Коста вылил немного прямо на пропитанную кровью штанину: если повезет, отек спадет немного и можно будет встать. Полил он и другие раны, а остаток настойки выпил. Она обожгла горло и живительным теплом растеклась по всему телу. Оставалось ждать, пока она подействует. И потихоньку уходить отсюда.

А ждать было тяжело. Припекало по-летнему жаркое солнце. На запах крови слетелось множество мух, отгонять которых не было сил. Боль дергалась в каждой ране созвучно хриплому дыханию, терзавшему грудь: удушье и не думало отступать…

Дрекавак созерцал картину разрушения, учиненного юным марнадраккарцем, — в том, откуда мальчишка родом, сомневаться теперь не приходилось. Даже сейчас, раненый, задыхающийся и смертельно уставший, он выглядел опасным.

Конечно, ни один человек или даже ветал не оценил бы Косту так высоко, особенно сейчас. Но зрение дрекаваков устроено иначе, и они куда меньшее значение придают телесной оболочке. Волевая сущность значит для них куда больше. Любой, взглянувший на младшего Оллардиана глазами дрекавака, увидел бы могучего воина с тяжелым взглядом, несущего боль и смерть, с которым не стоит вступать в битву до поры, до времени… пока он не будет ослаблен и ранен…

Существо, похожее на черного ангела, выступило из-за вековых деревьев, больше не собираясь прятаться. Коста поднял на него измученный взгляд.

— Ты… — только и произнес он.

Тогда дрекавак закричал… Этот крик не предназначен для ушей. Но его услышал бы и глухой: крик дрекавака раздается в самой душе и призван выжечь человека изнутри, обратив в пламя воду, которой напитана живая плоть…