Однако как именно Иоанн понимает Ис 53:1? Прежде всего, от чьего лица написан стих, приведенный Иоанном? Комментаторы часто и справедливо указывают, что две строки цитируемого стиха соответствуют двум сторонам общественного служения Иисуса: его словам («слышанному от нас») и делам или чудесам («мышце Господней»)[994]
. Однако большинство комментаторов не объясняют, от чьего имени здесь ведется речь. Очевидно, не от имени проповедников христианского благовестия, как в этой же цитате у Павла (Рим 10:16)[995], поскольку в этом контексте речь идет о вести Иисуса, которой не поверили те, кто слышал его слова и видел его дела на протяжении повествования, вплоть до этого момента. Так, например, Бисли–Мюррей предполагает, хотя и в качестве лишь одного из вариантов, что в понимании этой цитаты у Иоанна говорящий, от лица которого идет речь, может быть Иисусом. Иисус вполне мог назвать свои слова «слышанным», поскольку, согласно этому Евангелию, услышал свои слова от Отца (3:34; 7:16; 8:26; 12:49)[996]. Однако в то же время, как ясно дает понять Евангелие, эти слова были свидетельством Иисуса (3:11, 32; 5:31; 7:7; 8:14, 18; 18:37). Поэтому вполне естественно, что здесь, как и в 3:11, по отношению к нему используется «мы» авторитетного свидетельства. Естественно это и в контексте Исайи, где эти слова — жалоба Страдающего Служителя на то, что его весть, принесенная от Бога, отвергнута. Ведь Служитель — также и свидетель Божий (Ис 43:10; 55:4). Иоанн должен был хорошо это сознавать, поскольку, как мы покажем в следующей главе, важная тема свидетельства и связанные с ней метафоры в его Евангелии связаны с второ–Исайевым изображением космического суда истины, на котором Служитель и Израиль выступают как свидетели Бога. Возможно даже, что именно из–за «мы» авторитетного свидетельства, вложенного в уста Страдающего Служителя в Ис 53:1, Иоанн применил эту идиому к Иисусу, свидетельствующему в свою пользу, в своем Евангелии (3:11).15. Свидетельство Любимого Ученика
О чем свидетельствует анонимный Любимый Ученик
• Мотив суда в Евангелии от Иоанна • Как Евангелие от Иоанна подчеркивает авторитет Любимого Ученика как свидетеля жизни Иисуса • Особая близость Любимого Ученика к Иисусу • Входил ли автор Четвертого Евангелия в число двенадцати апостолов • Зачем автор Евангелия от Иоанна сохранил имя Любимого Ученика в тайне • Историчность Евангелия от Иоанна
Какого рода свидетельство?
В предыдущей главе мы показали, что, согласно Ин 21:24, Любимый Ученик стал и основным свидетелем, на воспоминаниях которого основано это Евангелие, и автором, который его написал. Теперь разберемся подробнее в понятиях «свидетель» и «свидетельство» применительно к Евангелию от Иоанна.
Отправной точкой наших рассуждений в этой книге послужил труд Самуэля Бирскога, в котором он сравнивает роль устной истории в античной историографии с ролью очевидцев в евангельских преданиях. Это значит, что нас интересуют очевидцы:
люди, находившиеся в непосредственном контакте с Иисусом и непосредственно воспринимавшие события его истории. Мы постарались показать, что тексты Евангелий отстоят от сообщений этих очевидцев не столь далеко, как принято считать в новозаветной науке последних нескольких десятилетий. Мы помнили наблюдение Бирскога, что античные историки предпочитают опираться на свидетельства участников событий, а не посторонних наблюдателей, поскольку первые имеют больше возможностей понять и истолковать значение событий, которым стали свидетелями. Следовательно, отметили мы вместе с Бирскогом, такие очевидцы были «не только наблюдателями, но и толкователями»[997]. С той же закономерностью встречаемся мы и в случае Евангелий: очевидцы, которые передавали предания, а также до самой своей смерти активно выполняли роль гарантов их подлинности, не просто вспоминали и рассказывали свои истории — и в процессе их восприятия, и во время вспоминания они, естественным образом, давали им истолкование. Однако в своем поиске очевидцев и их роли в создании Евангелий мы исходим из того, что эти люди — по большей части ученики и приверженцы Иисуса в период его служения — в самом деле непосредственно переживали события, о которых говорили, и, пересказывая и истолковывая свои воспоминания, выступали, по критериям античной историографии, как вполне надежные информанты.