Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Наконец, говоря о взаимоотношениях между Петром и Любимым Учеником, стоит отметить, что, хотя они показаны в сравнении и противопоставлении друг с другом, это противопоставление не распространяется ни на их взаимоотношения, ни на их отношения с другими в пределах повествования. Петр не показан в повествовании «пастырем» других учеников, а Любимый Ученик им ни о чем не свидетельствует. Кроме 21:7, Любимый Ученик не стремится передавать Петру свои прозрения в истину об Иисусе. Скорее, он изображается как ученик, чьи отношения с Иисусом и событиями его истории позволяют ему нести свидетельство читателям/слушателям Евангелия. Двойная история двух учеников призвана показать, как каждый из них, следуя за Иисусом своим собственным путем, оказывается связан с церковью после воскресения. Роль Петра в повествовании позволяет ему (не в Евангелии, а позже) стать пастырем стада Иисусова; роль Любимого Ученика (также не в Евангелии, а позже) — нести свидетельство.

Хотя оба время от времени предстают в книге как типичные ученики, примеры для всех христиан, основное внимание автора уделено тем различным ролям в церкви, к которым приводят их индивидуальные пути ученичества. В случае Любимого Ученика — это роль свидетеля и автора Евангелия.

Часто можно услышать, что Любимый Ученик не стал бы нескромно называть себя самого «учеником, которого любил Иисус»[1019] — и, следовательно, автор Евангелия не он. Пожалуй, этот аргумент основан на чересчур современных представлениях о скромности. Однако важно отметить: этот эпитет говорит не просто о том, что Иисус выделял этого ученика среди прочих, которых любил всех (об этом ясно говорится в 13:1), и относился к нему с особой нежностью и лаской. Речь идет не только о привилегии, но и — прежде всего — об ответственности и призвании. Особая близость к Иисусу сделала Любимого Ученика важнейшим свидетелем. Очевидно, это Евангелие написано в убеждении, что долг Любимого Ученика — свидетельствовать об Иисусе и о тех событиях, в которых он принял особенно активное участие. Едва ли возможно усмотреть в этом долге нечто такое, о чем следует из скромности молчать. Как Павел, не обинуясь, заявляет, что его призвание — проповедовать Христа всем язычникам (см., например, Рим 1:1–5, Гал 1:15–16), так и автор Евангелия от Иоанна, не смущаясь, описывает себя как любимого ученика Иисуса — поскольку именно это дало ему право написать Евангелие.

Еще одно указание на то, что в широком социальном контексте такое утверждение Любимого Ученика о самом себе (если он — автор Евангелия) не было бы сочтено нескромным, можно извлечь, припомнив наше чтение Порфириевой «Жизни Плотина» в главе 6. Мы отметили, что взаимоотношения Порфирия и Амелия как учеников Плотина в этом произведении напоминают Любимого Ученика и Петра. Явная нескромность, даже самопревозношение Порфирия связаны с тем, что он стремится показать себя преемником Плотина — учеником, которому Плотин доверил редактуру своих работ и, следовательно, свое наследие после смерти. Неизвестно, оказало ли Евангелие от Иоанна какое–либо влияние на труд Порфирия; однако само представление о любимом ученике (философа или религиозного учителя), которого учитель еще при жизни назначает своим преемником и поручает ему продолжать свое учение, было широко распространено в Древнем мире[1020]. Едва ли возможно было претендовать на роль преемника, не подчеркивая при этом свою роль любимого или ближайшего ученика.

Выражение «ученик, которого любил Иисус» — конечно, не титул этого ученика, а литературный эпитет. Будь это титул, которым почтительно называли этого ученика другие, он приобрел бы фиксированную лингвистическую форму: однако в греческом тексте для передачи этого выражения используется как глагол agapan (13:23; 19:26; 21:7, 20), так и глагол philein (20:2). Кроме того, эта конструкция слишком громоздка, чтобы использовать ее как титул. В англоязычной научной литературе этот ученик обычно именуется «Любимым Учеником» — сокращением сложной и громоздкой конструкции в нечто более удобопроизносимое. Евангелие могло бы использовать греческий эквивалент этого титула (ho mathêthês ho agapètos), но не использует. Говард Джексон совершенно верно заключает, что «Любимый Ученик» — не титул, присвоенный автору Евангелия другими, но его собственное самоопределение, используемое исключительно для называния себя в своем повествовании в третьем лице[1021].

Любимый Ученик и другие ученики