Иисус и победа Бога

Третье. По некоторым данным, среди евреев существовала интерпретация образа «Раба» в мессианском ключе. В Зах 3:8 «Отрасль» описан как «раб Мой»; и, видимо, аллюзии на Исайю присутствуют в мессианских отрывках Зах 12 — 13[2100]. Также, судя по ряду особенностей двух свитков Исайи из Кумрана и переводам LXX, авторы этих свитков и переводов знали о возможности мессианского толкования[2101]. Странная фигура «Сына человеческого» в 1 Ен — вероятно, образ, составленный по Дан 7 и Ис 53[2102]. Хорошо известно, что таргум Исайи, датируемый некоторыми учеными I веком, отождествляет «Раба» из Ис 52:11 с Мессией[2103]. Поэтому нет причин полагать, будто подобного рода мессианское понимание — персонализация более широкой отсылки к народу в целом — должно было стать для еврея I века неожиданностью[2104].

Четвертое. Возможность этой мессианской интерпретации не означает, что сколько–нибудь существенная часть дохристианского иудаизма учила о страдающем (или, тем более, умирающем) Мессии. Это хорошо видно по таргуму Исайи. Отождествив Раба с Мессией, он относит последующие упоминания о страдании:

• к святилищу, оскверненному из–за грехов Израиля (53:5);

• к страданиям врагов Израиля от руки Мессии (53:7, 9, 11);

• к скорбям, через которые спасутся пленники, когда закончится языческое владычество над Израилем (52:14; 53:3–4, 8);

• (вариация на ту же тему) к страданию, через которое очистится праведный Остаток (53:10).

Лишь однажды появляется другая нота: слова «предал душу свою на смерть»[2105] таргум 53:12, видимо, относит к Мессии. И вообще использование в дохристианском иудаизме отрывка Ис 40 — 55 (или отдельных его мест) не включало всех элементов, впоследствии сведенных воедино христианским богословием: Раб, Мессия, страдание и искупительное взятие на себя греха (ср. 2 Петр 2:21–25)[2106]. Нельзя исключать, что в некоторых еврейских текстах мы можем–таки найти связанную с Исайей идею взятия на себя греха. Однако это гораздо труднее доказать, чем мессианские смыслы[2107]. В рассматриваемый нами период еврейская экзегеза делала основной упор на страдания Израиля в продолжающемся пленении. Да и первоначальное пророчество звучало именно в контексте плена и именно о нем говорило. Последующие же евреи, начиная со времен Даниила, считали себя вправе применять этот отрывок к своей ситуации.

Что это нам говорит о мире, в котором Иисус читал еврейские Писания и пришел к осознанию собственной миссии? Не существовало дохристианской веры в «Раба ГОСПОДНЕГО» (из Исайи), который, как Мессия, пострадает и умрет во искупление грехов Израиля или всего мира. Существовало нечто другое. Судя по десяткам текстов, многие евреи верили (во многом на основании Ис 40 — 55), что продолжающееся израильское страдание входит в Божий Промысел и что страданию этому суждено закончиться, после чего гнев Божий падет на языческие народы, угнетавшие Израиль, а также, возможно, и на евреев–отступников. Согласно тогдашнему распространенному убеждению, причина страданий израильтян — их грехи; за эти грехи они (или отдельные праведники) должны понести наказание; наказание же приблизит конец скорбей, очищение от греха и избавление от плена[2108]. Иными словами, не в абстрактных спорах, но через нищету, плен, муки и мученичество выковалась вера: страдания Израиля не просто состояние, от которого ГОСПОДЬ его в свое время избавит, но и, парадоксальным образом, средство этого избавления.

(vi) Вывод: еврейский контекст Иисуса

Как мы уже показали, мир Иисуса структурировался вокруг глубоких символов и ярких ключевых рассказов. Рассмотренные только что тексты содержат символику и комплексный рассказ, где по–новому предстают символический акт на Тайной вечере, разъясняющие его таинственные загадки и истории, да и все последнее путешествие в Иерусалим. Я не хочу сказать, что Иисус просто взял набор популярных в тогдашнем иудаизме идей и применил их к себе. Нет, он подверг традицию переосмыслению. Переосмыслению, например, в вопросе о битве с врагами Израиля. Не следует полагать, будто перед нами стоит дилемма: либо Иисус во всем придерживался существовавших еврейских концепций, либо «в противовес иудаизму» предлагал нечто совсем от него отличное. На мой взгляд, в Евангелиях Иисус и утверждает важную иудаистскую традицию, и переосмысляет ее, ставя в ее центр свою Весть, свое призвание положить начало Царству. Именно этот подход представляется мне исторически точным.