Удивительная скромность, которую проявил по воскресении Мессия, и его подозрительное нежелание появляться на широкой публике, еще в Античности стали предметом язвительных подковырок. Что же помешало вашему Мессии явиться римскому народу, императору и Сенату? — с ехидством спрашивал христиан неоплатонист Порфирий.
Не осталась эта скромность незамеченной и в век Просвещения. «Если целью Бога, — писал Реймарус, — было сделать Воскресение ясным и достойным доверия событием, почему он не показал Иисуса после его Воскресения каким-либо другим людям, кроме как самим апостолам?.. Разве не уверовали бы люди в Воскресение совершенно естественным путем, без чуда, и разве не приняли бы его все, если бы Бог, после распятия и погребения, позволил бы Иисусу быть увиденным и осязаемым живым, в Храме, перед лицом Синедриона, и перед лицом всех обитателей города?»[441]
Как видим, деист Реймарус в XVIII в. пользовался совершенно теми же аргументами, что неоплатонист Порфирий за пятнадцать столетий до него, причем совершенно независимо от последнего: текст Порфирия тогда еще был неизвестен.
Эта очевидная скромность Иисуса беспокоила и самих христиан. Как мы видели, во II–IV вв. они в изрядном количестве сочиняли фейковые официальные реляции о воскресении Иисуса.
Но одновременно они постоянно настаивали на абсолютной уникальности совершившегося события. Иисус — утверждали они — был единственный из еврейских пророков I в.н. э., который воскрес. Это кардинально отличало его от пророков «четвертой секты». Они выводили людей в пустыню — и он выводил людей в пустыню. Они творили чудеса — и он творил чудеса. Они называли себя Сынами Божиими — и он называл себя Сыном Божиим. Но эти Сыны Божии были фальшивые. Они умирали и не воскресали. И только Иисус, настоящий Сын Божий, воскрес.
«До рождества Христова между иудеями жил Февда, который выдавал себя за что-то великое. Но после его смерти рассеялись все, которых он обманул», — писал Ориген[442]. Иуда Галилеянин, продолжает он, увлек за собой многих иудеев, «но лишь только он был казнен, как исчезло и его учение»[443]. «Досифей-самарянин пожелал убедить самарян, что он есть тот Христос, о котором пророчествовал Моисей»[444].
Но были ли воскресение и вознесение Иисуса на небо уникальными событиями для Иудеи I в.н. э?
Отнюдь нет.
Это правда, что в ортодоксальном иудаизме никаких воскресений и вознесений не случалось. Ортодоксальный иудаизм строго запрещал человеку возноситься на небо, видеть Господа лицом к лицу и становиться богом.
Всё это были какие-то шаманские штучки, нарушающие монополию потомков Аарона на трансляцию воли бога. Эти строгие запреты смог нарушить один только пророк Илия, который каким-то чудом проник контрабандой на страницы Девтерономической истории и улетел с них живьем прямо на небо, причем на огненной колеснице запрещенного Иеремией Небесного Войска.
Однако не будем торопиться выносить скоропалительное суждение.
Для начала — пророк Илия вознесся на небо не абы где, а по ту сторону Иордана, в том же самом месте, где в последний раз живым видели Моисея.
Перед смертью Моисея, согласно Второзаконию, Господь вознес его на гору Нево, откуда показал ему с высоты всю Землю Обетованную. Вообще-то
Моисей дважды в жизни всходил на гору, и каждый раз это оканчивалось для него счастливо. Один раз он взошел на гору Хорив и увидел там Господа, другой раз взошел на гору Синай и говорил там с ним
Это удивительное обстоятельство, а именно то, что Моисей исчез после того, как он обозрел Землю Обетованную с высоты и после того, как его окружило облако[445], а также тот факт, что никто из евреев не знал, где он похоронен, заставляет нас предположить, что Девтерономист специально вставил в текст рассказ о смерти Моисея «из опасения, как бы люди не вздумали утверждать, будто бы он, вследствие особенной любви к нему Господа Бога,
Именно это, в частности, утверждали египетские христиане. Они даже сообщали, что «на небе, после своего вознесения, он получил имя Мелхи»[447].