«Он не пил ни вина, ни пива, не вкушал мясной пищи; бритва не касалась его головы, он не умащался елеем и не ходил в баню. Ему одному было дозволено входить во Святая Святых; одежду носил он не шерстяную, а льняную (т. е. одежду жреца —
Перед нами — явно не описание незначительного сектанта. Перед нами — описание иерарха оппозиционной церкви. Это описание удивительно контрастирует с образом его брата Иисуса, известного нам из постпавловских Евангелий. Иакова нельзя представить себе «едящим и пьющим» с грешниками. Он — глава суровой общины, требовавшей от своих членов абсолютной чистоты.
Такая община нам хорошо известна из Иосифа Флавия. Это — не что иное, как община
Еще более впечатляюще выглядит описание Иакова Епифанием из Саламиса, взятое, вероятно, из утерянного текста под названием «Вознесение Иакова».
Епифаний сообщает, что «Иаков носил табличку на голове… Он никогда не носил шерстяных одежд. Его колени стали мозолистыми, как у верблюда, от постоянных его коленопреклонений перед Господом, вследствие его излишнего благочестия. Поэтому его больше не звали по имени. Его имя было „Праведник“. Он никогда не мылся в бане, не ел животной пищи… и не носил сандалий»[527].
Итак, брата Иисуса звали не просто Иаков. Его звали Иаков Праведник, Цадок — т. е. так же, как звали основателя «четвертой секты» фарисея Цадока. Он был новый Цадок.
Более того, он претендовал на то, чтобы быть
Мы легко можем себе представить, какое неудовольствие эти претензии Иакова вызывали у четырех благородных домов — Анана, Каиафы, Фаба и Боэта, время от времени перекупавших у римлян самый высокодоходный пост того времени в Иудее. Мы также легко можем понять, почему Ирод, а за ним римляне, вплоть до 36 года хранили под замком одеяние первосвященника с кистями, к которому были привешены золотые колокольчики, с повязкой из золота, пурпура, виссона, шарлаха и гиацинта, с наплечным покровом, густо затканным золотом, с сардониксовыми застежками, на которых были вырезаны имена колен Израилевых, и наконец, с той самой тиарой из виссона и гиацинта, которую украшала золотая табличка с именем Яхве[528].
После 36 года и отставки Пилата это одеяние было сдано сирийским наместником Вителлием новому первосвященнику — Иоанатану бен Анании, сыну того самого Анании (Анны), который при Пилате был серым кардиналом Синедриона. Именно этот Иоанатан и стал первым первосвященником, погибшим от рук террористов-сикариев.
Мытарства первосвященнического одеяния, как в зеркале, отражают в себе соперничество за него двух могущественных домов: богатого дома первосвященника Анании, поставившего первосвященниками всех своих пятерых сыновей — и дома, к которому принадлежал альтернативный первосвященник Иаков, который не ел мяса, не пил вина и носил то же прозвище, что и основатель «четвертой секты» Цадок.
Иаков также умел совершать чудеса. Особой его приметой — так же, как Самуила, Илии, Елисея, и Хония Рисовальщика Кругов — была власть над дождем. «Однажды, когда была засуха, он воздел руки к небу и начал молиться, и немедленно пошел дождь»[529].
Дошедшие до нас канонические Евангелия очень сдержанно ведут себя, когда речь заходит о посмертном явлении Иисуса. Как правило, они утверждают, что Иисус явился сразу «нескольким апостолам», но не уточняют, каким именно. А из древнейших списков Марка сцена воскресения вообще вычищена. Это очень странно.
Ведь воскресение было поворотное для мира событие, и свидетель, которому первый явился воскресший Иисус, имел первостепенное значение. Злобный неоплатонист Порфирий, как мы помним, это-то обстоятельство и выбрал главною мишенью своей атаки, издевательски вопрошая, почему Иисус после воскресения не явился разным уважаемым лицам: например, Пилату, или Тиберию, или Сенату, который принял постановление о казни его последователей?
Евангелие от евреев, которое было главным евангелием эбионитов и которое считалось ими подлинным Евангелием от Матфея, прекрасно знает, кому первому явился Иисус.