Иисус Христос — бог, человек, миф?

Время Августа и последующих принцепсов римские историографы обозначали термином pax Romana (римский мир). В этой формуле нашла выражение та официально пропагандируемая идея, согласно которой после многолетних беспрерывных внутренних и внешних войн наступил наконец «сладкий мир». На двух бронзовых досках, выставленных для всеобщего обозрения и содержавших описание «деяний божественного Августа», всячески пропагандировалась эта идея. Октавиан Август похвалялся тем, что храм Януса Квирина (ворота которого оставались открытыми, пока в подвластных Риму территориях шли войны), за все столетия существования государства был заперт лишь два раза, а за четыре десятка лет правления Августа находился под замком трижды. Август с гордостью заявлял, что цари парфянский и мидийский просили его о защите, что индийские цари присылали ему никогда не виданные ранее в Риме посольства, что его дружбы искали бастарны, скифы, сарматы.

Действительно, в первый период империи наступило относительное успокоение. Однако оно вовсе не было безмятежным. В меньших, может быть, масштабах, в более легких условиях (объясняемых внутриполитическим положением противников) Рим продолжает вести многочисленные войны на Востоке, Западе, Севере.

Не столь идеальным оказалось и внутреннее замирение. Страх высших слоев общества перед рабами и деклассированными (хотя юридически и свободными) люмпен-пролетариями — «чернью», которой в одном только Риме насчитывалось несколько сот тысяч, взаимная ненависть рабов и рабовладельцев, безуспешные поиски идеологами высшего общества каких-то идейных и моральных основ для примирения — все это создает картину, далекую от идиллии. По словам Тацита, «грязная чернь» и «худшие из рабов» были постоянным внутренним очагом беспокойства. «Свое исключительное положение, — замечает акад. Р. Ю. Виппер, — господствующий класс должен был оплачивать вечным страхом за существование»[30].

Тацит приводит рассказ о заговоре некоего раба Климента, объявившего себя внуком Августа и пытавшегося «духом не рабским» перехватить у Тиберия императорскую власть. При этом, по словам историка, «огромная толпа черни» верила ему и ждала[31]. Спустя непродолжительное время в Брундизии и окружающих городах возникло движение рабов, во главе которого стал бывший солдат преторианской когорты Т. Куртизий. Вначале на тайных сходках, а потом открыто он стал призывать рабов к свободе. Любопытно замечание Тацита о том, что город Рим, куда были доставлены захваченные трибуном главари мятежников, «трепетал вследствие множества домашних рабов»[32], скопившихся там.

Еще более яркую картину общественных отношений в Риме второй половины I в. н. э. нарисовал Тацит в связи с делом префекта города Рима Педания Секунда, убитого одним из своих рабов. Согласно давнему установлению, впрочем, уже не исполнявшемуся, всех рабов его фамилии[33], находившихся с ним под одной кровлей (а их насчитывалось 400 человек), должны были казнить. Однако сбежался народ, защищая «стольких невинных». В сенате, куда было перенесено дело, возникли колебания. Некоторые старались умерить излишнюю жестокость. Большинство же сенаторов высказалось за суровые меры. В этом отношении интересна своей аргументацией речь сенатора Гая Кассия. Он заявил, что хотя и раньше сознавал преимущество установлений и законов предков перед новыми декретами, однако, не желая вносить разноречие, он не противился и введению нового. Нынешний случай особый. Господин убит своим рабом, никто из живущих в доме рабов не предупредил его замысла и не выдал его. Более того, некоторые как будто готовы искать веские побудительные причины убийства и чуть ли не хотят сказать, что господин убит «за дело». Отмена старинного установления опасна, заявляет Кассий. «Если рабы станут нас предавать, то возможно ли будет нам жить одним среди более многочисленных, спокойным среди беспокойных, наконец, — если уж нам придется погибать не отмщенным среди виновных? Предкам нашим расположение умов рабов всегда казалось подозрительным, хотя бы они родились на тех же полях и в тех же домах и немедленно встречали любовь господ. А теперь, когда наши фамилии состоят из людей (чуждых) племен с совершенно другими обычаями, другими верованиями или не имеющими никаких (верований), то такую пеструю толпу можно удержать только страхом»[34]. Мнение Кассия взяло в сенате верх. Однако Тацит сообщает, что осуществить казнь было невозможно, так как «столпился народ и грозил каменьями и поджогом», и только вооруженные отряды, присланные Нероном, помогли провести казнь.