В ходе судебного разбирательства он произносит речь, содержащую ряд нравственных установлений (мы их встретим и в моральном кодексе христианства). «Вот я пришел к тебе, — говорит умерший, обращаясь к Осирису, — я принес к тебе правду; я возбраняю лжи доступ к тебе, я не творил неправды относительно людей; не знал я ничего недостойного, не творил зла; не делал того, что мерзость перед богами; не осуждал слугу перед его начальником, не делал больным, не заставлял плакать, не убивал, не возбуждал к убийству, не обращался ни с кем дурно, не уменьшал жертвенных хлебов, не отнимал заупокойных приношений; не прелюбодействовал, не был развратен в храме родного бога, не прибавлял на весы, не уменьшал веса… Не отнимал молока изо рта детей, не сгонял коз с пастбища; не ловил птиц богов, не ловил и рыб в их прудах; не удерживал я воды во время ее разлива, не преграждал я рукава воды во время его течения; не гасил я огня в его время; не преступал срока относительно жертв; не прогонял стад из имущества бога; не задерживал бога во время процессии. Я чист, я чист, я чист…»[107]
И чтобы все же не открылось какое-либо прегрешение, он заклинает сердце «замкнуть свои уста» и не свидетельствовать против него во время взвешивания.Таким образом, в культе Осириса содержатся некоторые идеи, встречаемые позднее в христианстве: смерть и воскресение, связь между воскресением бога и человека, посмертный суд, связь между земной греховностью и загробным воздаянием. Популярность культа Осириса и Исиды способствовала пропаганде этих идей в пределах Римской империи.
Выше уже говорилось о распространении культа Митры, имевшем сходство с некоторыми чертами христианства, что побудило ранних апологетов сослаться на подрывную деятельность дьявола. Действительно, в культе, идеологии и мифотворчестве митраизма немало таких этических и ритуальных установлений и сказаний, которые нетрудно заметить и в более позднем христианстве. Митра выступает как божественный посредник между верховным богом неба Ормуздом и человечеством. Исследователи склонны сопоставить его по значению и функциям с христианско-гностическим Логосом — «Словом», которое в христианских мифах о непорочном зачатии Марии превращается в Иисуса Христа. Митра — божественный воитель, и его последователи должны, подобно ему, вести активную борьбу со злом. Митраизм исповедует идею загробного суда и посмертного воздаяния, а сам Митра — верховный судья на этом судилище, которое происходит где-то между небом и землей, у моста, ведущего на небо. Там нелицеприятно взвешиваются на весах дела людей, и если злые дела перевешивают, душа умершего падает в бездонную пропасть.
Видное место занимает в митраизме идея конца мира, последней схватки сил добра с силами зла.
В этом сражении Митра должен вторично явиться на землю как мессия и спаситель. Этой религии присуща и идея воскресения мертвых, причем, почти совсем как позднее у христиан, митраизм утверждает, что каждая душа возвратится в свое прежнее тело; в процессе воскресения все пройдут очищение огнем и только праведные выйдут целыми из этого испытания.
Мы уже отмечали некоторую общность митраистских обрядов и оказаний о рождении с аналогичными христианскими идеями и обрядами. Можно привести еще несколько примеров подобного рода. При посвящении в таинства Митры имела место ритуальная трапеза, в которой освященные хлеб и вино (или вода), по мнению некоторых исследователей, выражали идею причащения. Любопытно, что на хлебцы, там употреблявшиеся, наносился знак креста. Знак креста на лбу посвящаемого и крещение водой или кровью также были одним из элементов посвящения.
Оценивая совпадения такого рода как закономерные, частью неосознанные, частью же умышленные заимствования христианства у его «языческих» предтеч, Фрэзер рассматривал их как свидетельства того компромисса, «который церковь в час своего торжества вынуждена была заключить со своими побежденными, но еще опасными противниками. Непреклонный протестантизм первых проповедников с их пламенным отвержением язычества уступил место более гибкой политике, более удобной терпимости и широкой снисходительности предусмотрительных церковников, которые отлично понимали, что если христианство хочет покорить мир, то оно может добиться этого только смягчая слишком строгие и суровые принципы своего основателя, расширяя помаленьку узкую дверь, которая ведет к спасению»[108]
.Для некоторых читателей, вероятно, будет небезынтересным и, возможно, неожиданным узнать, что само наименование христианского богочеловека, от которого произошло название этой религии, имеет нехристианское происхождение. Греческое слово «христос» не было именем собственным. Оно произведено от глагола, означающего в переводе «намазывать». Отсюда слово «Христос» означает «помазанник». Но в свою очередь это слово всего лишь перевод с более раннего древнееврейского «машиах» — помазанник, мессия.