Он довез меня до дому. Ложась спать, я не мог заснуть. Не давали успокоиться его слова о том, что не надо печатать первую часть книги. Что они могут означать? Он ведь может меня просто обмануть. Когда книга будет напечатана, под каким-нибудь предлогом он возьмет ее просмотреть. Понятно, что я ему теперь не дам. Но общаться, будучи на взводе, означало постоянную трату нервов в ожидании подлости. Огромный черный психический канал, что и имело вид непонятного бревна, будучи неопределенных размеров, но выходя из меня, вытягиваясь до середины улицы, нес собой фразу Павитрина о том, что не надо печатать первую часть книги. На протяжении всего его выхода из меня каждый его участок, подобный сегментам дождевого червя, нес мне боль той шершавой чернотой, которой он был окутан. Лишь сам его конец, вышедший из меня, был белым. Пока из меня шла чернота этого канала - я был на взводе и недалек от того, чтобы кинуться и по меньшей мере набить морду тому, кто его задал. Но когда из меня вышла белая часть этого канала - она принесла мне какое-то облегчение. Тем не менее я открыто ему сказал о своих страхах, о том, что после его вопроса, я потерял к нему доверие.
- Я боюсь, что когда книга будет написана, ты нажмешь клавиши, и она не будет издана.
Он ответил что-то непонятное.
Я ей рассказывал о тех чувствах, которые она во мне вызвала к себе в то время, когда я лежал в больнице. Но мой рассказ нес вид не признания, а разговора. Я говорил ей, сколько она у меня вызвала боли тем, что она находится по ту сторону жизни, что у меня нет смысла даже в мыслях помечтать о возможности разделить эти чувства с ней. Разве только что после моей выписки. Я еще не знал, что мне не давало расслабиться по отношению к ней в своих мыслях.
- Вы должны рождать собой и у больных отношением к ним простое человеческое чувство, которое не привязывает к себе. Вы любите - привязываетесь сами и привязываете к себе больных.
Изгнание из церкви.
Это был мой предпредпоследний приход в церковь. Александр после службы стал разговаривать со мной как с дурачком. К нему присоединился второй Саша.
- Какой может быть микрофон без покаяния? Почему ты не выходишь к сцене, когда принимают веру остальные?
- Да я верю в Бога и так.
- Вот я сейчас подойду к нему, - с этими словами он подпрыгнул к одному парню, - и буду его дергать, как ты меня - снимай пальто, снимай. Я буду умным или дураком?
- Ходишь, только понтуешься - добавил второй Саша.
Это меня зацепило. Я и не собирался понтоваться.
На следующий день я сидел в компьютерном классе, когда откуда-то сверху пришла мысль отнести памятку об адаптации больных пастору из Литвы. Он выступал сегодня последний раз. Вечером я подошел к концу службы. Я стоял у колонны, пользуясь покровом зимнего вечера и ждал, пока пастор из Литвы закончит прощаться с пастором Александром. Когда литовский пастор пошел к машине, я, проскользнув между прихожанами, очутился перед ним.
- Вы говорили, что были хирургом. Вот, распространите это в психиатрические больницы.
Он с удивлением взял листок.
- Заклинаю, чтобы ты не появлялся больше в церкви, - сказал пастор Александр в отчаянии, увидев меня. Услышав это, я сам пришел в отчаяние.
- Я о тебе в газету напишу. Запомни - психическая энергия всегда возвращается в излученном виде.
Я все-таки решил сходить в церковь еще раз. У дверей стоял второй Саша.
- Саша сказал, что он не Бог, - сказал ему я.
- Правильно, не Бог.
- А как не Бог может узнать Бога?
- Знаешь, -сморщился Саша, -я не хочу этой демагогии. А кто Бог? Ты Бог?
- Я - Бог.
- Какой ты Бог, если тебя гонят из церкви?
Я ему ничего не ответил. Я знал что вместе с водой, за которую они принимают мою внешность, они выплескивают и ребенка. Под словом "Бог" я имел в виду то, что я, если не весь, то часть Бога точно.
Как-то с пастором мы встретились в автобусе. Он спросил меня про мои взгляды. Они оставались прежними.
- Ха-ха-ха! Мишаня, будь благословен.
Еще одни стихи той зимы:
Судимые, судители зачем-то созданы.
Могли быть созданы они лишь обществом порочным.
Судья безмолвный правит миром сим.
И то, что делает он - это всегда точно.
Когда к Судье приходит вдруг один,
То получает он на то же право.
Но происходит чудо - он права судьи
Берет лишь изредка, ведь есть в другом управа
Тем людям, что во тьме сознанья своего
Пришли к нему, гонимые судьбою.
Они ведь невиновны, что творят
Бесчинства грешною своею головою.
Им нужно показать, что в мире нет
Злодеев, подлецов и прочих негодяев.
Есть только понимания предел
Того, кто злость из жизни выделяет.