Иисус Христос в восточном православном предании

Например, представляется, что в своем учении о Боге Феодор Мопсуэстийский отождествляет божественную сущность с философским понятием неизменности и даже исключает всякое существование божественной («нетварной») жизни ad extra. Именно такое понимание Бога делает невозможной, по мысли Феодора, любую форму действительного единства божества и человечества, допуская лишь соположение двух природ. Недавно в этом вопросе была проведена интересная параллель между Феодором и Августином в отношении их учения о Боге.

Именно в этом отдельном вопросе, а следовательно, и во всех результатах Пятого Вселенского Собора, осудившего Феодора, сосредоточено учение греческих Отцов о «приобщении божественной жизни», об обожении как истинном содержании сотериологии, которое старались защитить в своих христологических воззрениях и св. Афанасий, и св. Кирилл. Ипостасное, или, говоря языком св. Кирилла, природное единство Божества и человечества во Христе, в отличие от понятия Феодора о единстве в соответствии с волей или энергией, предполагает взаимопроникновение божественной и человеческой жизни. Однако это взаимопроникновение в православной халкидонской мысли во всяком случает исключает смешение природ или полное поглощение человечества Божеством. Напротив, как лучше всего показывает преп. Максим Исповедник, причастность Логосу есть именно естественное состояние (logos jusikos) подлинного человечества.

Человек тогда является подлинно человеком, когда причащается божественной жизни, исполняя себя как образ и подобие Божие, причем это причастие никак не уничижает его собственно человеческое существование, человеческую энергию и волю.

Понятие причастности предполагает, что Бог — не только неизменная и недоступная сущность, но и живая действующая Личность. Через ипостасное восприятие человечества Логос, «становится» тем, чем Он до того не был, и даже страдает «во плоти». «Открытость» ипостасного или личного Бога тварному бытию доказывает, что это бытие — и человеческое в особенности — «реально» даже для Бога, оно настолько реально, что в плане Боговоплощения определяет личное бытие Бога. Этим исключается всякий докетизм и монофизитство и утверждается, что спасение человека было достаточно серьезным делом, чтобы привести Сына Божия на крест. Наконец, это означает, что, во–первых, в человечестве Христа, а затем и во всем Его «Теле», Бог присутствует в своих «энергиях». Таким образом, — мы непосредственно «приходим к реальному различению (которое для поздних византийских богословов было само собой разумеющимся) трех элементов божественного существования: несообщаемой божественной сущности, ипостаси и энергии. Такое различение основано не на философских предпосылках, но на том понимании спасения, которое было установлено Халкидоном, послехалкидонским богословием и преп. Максимом Исповедником.

Но к проблеме можно приблизиться и «снизу». Понятие причастности предполагает не только открытость божественного бытия, но также представление о человеке как о динамичном, открытом и целесообразном существе. Начиная со св. Григория Нисского, греческие святые Отцы рассматривали предназначение человека как восхождение в богопознании через приобщение божественной жизни. Поэтому человек понимается не как самодостаточное и закрытое начало; сама его жизнь — в Боге, «Который Один обладает бессмертием», в то время как грех состоит именно в самоутверждении человека в своей иллюзорной независимости.

Этот подход «снизу» к Тайне Христа стал точкой встречи послехалкидонской византийской мысли и современных христологических исследований. «Человеческое существо, — пишет Карл Ранер, — есть реальность, абсолютно открытая вверх, реальность, достигающая своего наивысшего (хотя на деле и «невостребованного») совершенства, реализации своих наивысших способностей тогда, когда Сам Логос в ней начинает жить в мире».

Ранер определяет человека как «одновременно и конкретное материальное, историческое существо на земле, и абсолютно трансцендентное», он утверждает, что «жизненная потребность непосредственно обладать Богом есть то, что сохраняет человека в состоянии постоянного движения», и что — «без такой предпосылки, если она не осознается человеком как нечто реально достигнутое, для всех исторических свидетельств об Иисусе Сыне Божием всегда останется опасность быть сведенными к простой мифологии». Это учение о человеке находится в русле греческой святоотеческой традиции, хотя и выражено в терминах современной философии экзистенциализма. Оно согласуется с данным Е. Шиллебекксом определением благодати как «межличностного общения с Богом, незаслуженного, но действительного свойства человеческого существа».