Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

Более того, это правило напрямую вытекает из заповеди, которую Иисус ставил на второе место после заповеди любви к Богу: Люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19:18). На этих двух заповедях, по словам Иисуса, утверждается весь закон и пророки (Мф. 22:38-40). Упоминание о законе и пророках связывает вторую заповедь с «золотым правилом», о котором тоже сказано: ибо в этом закон и пророки. Иисус как бы подчеркивает тем самым, что правило взаимности имеет корни в ветхозаветной нравственности. В данном случае Он не реформирует ветхозаветный закон: Он лишь резюмирует его, сводя к некоему основополагающему принципу.

Призыв любить ближнего, как самого себя, многократно зафиксирован в Новом Завете (Мф. 19:19; 22:39; Мк. 12:31, 33; Лк. 10:27; Рим. 13:9). В Послании Иакова он назван «законом царским» (Иак. 2:8), а апостол Павел говорит о нем: весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя (Гал. 5:14). Многочисленность упоминаний этого закона на страницах новозаветных писаний заставляет считать его одним из важнейших аспектов христианской этики. Но любить ближних, «как самого себя», как раз и означает поступать с ними так, как человек хотел бы, чтобы они поступали с ним.

В Деяниях сохранена речь Иакова, произнесенная на апостольском соборе в Иерусалиме. В ней он предлагает разослать язычникам письмо с призывом, в числе прочего, не делать другим того, чего не хотят себе. Такое письмо было составлено, и формула была в него включена (Деян. 15:20, 29). Здесь «золотое правило» выражено в отрицательной форме. Упоминание его в речи Иакова и в соборном послании апостолов к язычникам лишь подчеркивает важность, которую ему придавало первое христианское поколение.

Исследователями неоднократно отмечалось, что «золотое правило» является универсальным нравственным принципом, в той или иной форме отраженным в основных религиозных и философских системах Древнего мира, включая античную философию, иудаизм, христианство, ислам, конфуцианство и буддизм. Оно нашло отражение и в философии Нового времени, в частности в «категорическом императиве» Канта[447]. Мы не будем приводить здесь все общеизвестные параллели, так как они достаточно многочисленны. Однако мы должны отметить, что, за исключением античной философии и индуизма, с которыми Иисус вряд ли был знаком, все эти параллели относятся к эпохе, последовавшей за появлением христианства.

Иммануил Кант. И. Г. Беккер 1775 г

Что же касается Ветхого Завета – а именно Ветхий Завет, как мы видели, был тем основанием, на котором Иисус строил Нагорную проповедь, – то прямой параллели к «золотому правилу» мы в нем не находим. Среди шестисот тринадцати законов Моисеева законодательства нет ни «золотого правила», ни чего-либо близкого к нему[448]. Ближайшая косвенная параллель – слова из книги Товита: Что ненавистно тебе самому, того не делай никому (Тов. 4:15). Можно еще вспомнить совет из книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова: Суди о ближнем по себе (Сир. 31:17). Однако в первом случае мы имеем «золотое правило» лишь в отрицательной форме, а во втором принцип сформулирован столь обобщенно, что говорить о прямой связи между ним и изречением Иисуса в Нагорной проповеди невозможно. Таким образом, очевидно, что, формулируя столь важный этический принцип, Иисус не имел перед глазами никакого литературного первоисточника.

В Вавилонском талмуде, составленном между III и VII веками по Р. Х., но отражающем споры между последователями Шаммая и Гиллеля, происходившие во времена Иисуса, рассказывается о том, как один язычник, придя к Шаммаю, попросил пересказать ему всю Тору, пока он стоит на одной ноге. Шаммай прогнал его палкой. Тогда язычник пришел к Гиллелю с той же просьбой и получил ответ: «Не делай соседу того, что ненавистно тебе; в этом вся Тора. Остальное – пояснения; теперь иди и учись»[449].

Даже если эта история действительно имела место во времена Шаммая и Гиллеля, а не является позднейшим анекдотом, в ней «золотое правило» выражено лишь в отрицательной форме. Если же учитывать время составления Вавилонского талмуда, то нельзя исключить влияние на его составителей и редакторов христианской этики, пусть даже косвенное.