Четвертая тема – слава, которой обладает Иисус: Он не ищет славы Себе, есть Ищущий и Судящий;
Он не прославляет Сам Себя, Его прославляет Отец. Русский термин «слава» достаточно условно передает греческое δόξα и еще в меньшей степени способен отразить богатство содержания, вкладываемое в еврейский термин כבוד kāḇôḏ. В Ветхом Завете этим термином обозначали прежде всего таинственное присутствие Божие, являемое в зримых образах (например, в образе облака). Слава Божия явилась народу израильскому в облаке, когда народ возроптал на Господа (Исх. 16:7-10); слава Божия сошла в виде облака на гору Синай и пребывала на ней в течение шести дней (Исх. 24:15–17); облако славы Божией наполнило скинию завета (Исх. 40:34–35); оно же явилось над золотой крышкой ковчега (Лев. 16:13).В Новом Завете все эти образы переосмысливаются как прообразы Иисуса, в Котором слава Божия становится зримой для людей: И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца
(Ин. 1:14). Этой славой Сын Божий обладал изначально, прежде бытия мира (Ин. 17:5), то есть она присуща Ему по Его вечной, Божественной природе.Будучи неотделимой от славы Отца, она является общей для Отца и Сына.
Вечное бытие Сына Божия – пятая важнейшая богословская тема, которая развивается в беседе с иудеями. Фоном для ее развития становится та же фигура Авраама, которая доминирует во всей беседе. Слова Иисуса: Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался, –
вызывают недоумение и негодование иудеев: как это Человек, Которому нет еще пятидесяти лет, мог видеть Авраама и как Авраам мог видеть Его день? Отметим, что некоторые авторитетные рукописи заменяют формулу «ты видел Авраама» (Αβραάμ έώρακας) на «Авраам видел тебя» (Αβραάμ έώρακεν σε)[301], вероятно, полагая, что ответ иудеев в такой форме более соответствует смыслу слов Иисуса.Не вдаваясь в дискуссию о Своем возрасте, Иисус произносит формулу, которая окончательно выводит из терпения иудеев, заставляя их схватить камни: Прежде нежели был Авраам, Яесмь
(Ин. 8:58). Почему именно эта формула стала «точкой невозврата» в диалоге с иудеями – границей, за которой дальнейшая беседа оказалась для них невозможной? Помимо того что само содержание этой формулы вызывало их негодование, причиной, усугубившей его, могла быть форма высказывания, поскольку в нем употреблено словосочетание εγώ είμι (Я есмь). Как мы говорили в другом месте[302], эта форма могла быть аллюзией на еврейское אהיה ’’ehyē, буквально означающее: Я есмь (Исх. 3:14) и родственное священному имени Божию יהוה Yahwē («Яхве», «Сущий», «Иегова»). Некоторые ученые именно в нем, а также в его более полной форме אאהיה אשׁר אהיה’ehyē ’ăšer ’ehyē (по Синодальному переводу: Яесмь Сущий, буквально: «Я есмь Тот, Кто Я есмь») предлагали искать эквивалент словосочетанию έγώ είμι[303].
Христос Вседержитель с архангелами. Фреска XIII в
Следует оговориться, что точный еврейский эквивалент греческого εγώ είμι нам неизвестен. Помимо вышеупомянутых ученые предлагали другие варианты, например אני הוא ’am hu ’
(«Я есмь»)[304]. Это и похожие словосочетания, встречающееся в Книге пророка Исаии[305], на русский переводятся как это Я (Ис. 43:10), или Я тот же (Ис. 48:12), или вот Я (Ис. 52:6). В греческом переводе Семидесяти оно передается через формулу εγώ ειμι («Я есмь»). Имя אני הוא ’ănî hû’ в иудаизме времен Второго храма воспринималось как одна из замен имени יהוה Yahwē, которое запрещалось произносить. По некоторым данным, оно торжественно возглашалось, в частности, в процессиях на празднике Кущей[306].Все попытки реконструкции еврейского оригинала высказываний Иисуса (в том числе на основе обратного перевода с греческого языка Септуагинты на еврейский или арамейский) носят спекулятивный характер. Тем не менее вне зависимости от того, какую конкретную формулу употребил Иисус, есть веские основания полагать, что греческое εγώ είμι («Я есмь») в Евангелии от Иоанна избрано для передачи одного или другого священного имени Божия, которое либо не произносилось вообще, либо произносилось в особо торжественных случаях.