Иисус неизвестный

Свадебные пиры длились, по тогдашнему иудейскому обычаю, не менее трех, а иногда и семи дней. Судя по огромному количеству воды в шести чанах, достаточному для омовения множества гостей, дом — большой и богатый; должно быть, и запас вина обильный. Если же истощился он весь, и так неожиданно, что для пришедших с Иисусом новых гостей вина не хватило (а нового негде было, вероятно, купить в маленьком городке-селении), то значит, все эти дни пили очень много.

Худшее вино (слабейшее) подают, когда люди напьются, а ты хорошее (крепчайшее) сберег доселе (Ио. 2, 10), —

шутит с женихом, как будто чересчур весело-пьяно, архитриклин, начальник слуг (столько их в доме, что нужен начальник: тоже признак богатого дома). Значит, и в тот день, когда приходит на пир Иисус, гости уже напились; и вот, шесть новых, полных до края, чанов — по-нашему, бочек, чтоб не прекращался пир.

Этого «пьяного чуда» никогда не поймут трезвые, но, может быть, поймут такие святые, Господним вином упоенные, как Франциск Ассизский и Серафим Саровский.

Духа Бог дает не мерою. (Ио. 3, 2.) Приняли же мы все от полноты Его… благодать на благодать (Ио. 1, 16), —

радость на радость, щедрость на щедрость, или, как сказали бы те, на Канском пиру упоенные, — «меру на меру». Да, надо самому опьянеть, чтобы понять это пьяное чудо.

IV

Вспомним иудейских прозелитов, эллинов, пришедших к Иисусу за шесть дней до Голгофы и услышавших слова Его о святейшей тайне Елевзинских мистерий:

если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно;

если же умрет, то принесет много плода. (Ио. 12, 24.)

Вспомним, что простонародный греческий язык, на котором написано Евангелие, так называемый «общий», koinê, есть язык мистерий, «объединяющих род человеческий», по слову Претекстата,[475] язык первых двух объединителей, бога Диониса и Александра Великого; вспомним, что Павел, апостол язычников, а за ним и вся Церковь до наших дней называет величайшие святыни свои тем же словом, какое произносилось в Елевзинском святилище: mysteria. Вспомним все это, и мы, может быть, поймем, почему в самом эллинском, «общем», koinê, и всемирном из четырех Евангелий, Кана Галилейская, первая вечеря Господня, с претворением воды в вино, так же как последняя — с Евхаристией, претворением вина в Кровь, суть два наиболее всемирных «чуда-знамения», в которых Иисус, объединив род человеческий, действительно «явил славу Свою».

V

Смешивать Христа с Дионисом — грубое кощунство и невежество. Но если, по глубокому слову Августина, «то, что мы называем христианством, было всегда, от начала мира, до явления Христа во плоти»,[476] то в Дионисовых таинствах достигнута, может быть, высшая, и ко Христу ближайшая, точка в дохристианском человечестве. В этом смысле, все язычество есть вечная Кана Галилейская, уныло-веселое пиршество, где люди, сколько ни пьют, не могут опьянеть, потому что вина не хватает, или вино претворяется в воду. «Нет у них вина» (Ио. 2, 3), — жалуется Господу Мать Земля милосердная, как Дева Мария, матерь Иисуса. Вина нет у них и не будет, до пришествия Господа.

Жаждут люди, уже за много веков до Каны Галилейской, истинного чуда, претворяющего воду в вино, и чудесами ложными не утоляется жажда.

В хоре Еврипидовых «Вакханок», кличет Вакх: «Эвое!» и земля вместо воды в родниках, источает вино.

Тирсом в скалу ударяет мэнада, — льется вода;

в землю вонзает свой тирс, — брыжжет вино,[477]

Но верит ли сам Еврипид в это Вакхово чудо, так же как Плиний Натуралист в чудо на о. Андросе, в источнике Дионисова храма, где в январские ноны, по римскому календарю, а по христианскому, в тот самый день, когда вспоминалась в древней церкви, вместе с Богоявлением, Кана Галилейская, — вода претворялась в вино?[478]

VI

Воду в вино претворяет Господь на первой вечере, явной, в Кане Галилейской, а на последней, Тайной, — претворит вино в кровь.

Я есмь истинная лоза, а Отец Мой — виноградарь. — Сие сказал Я вам… да радость ваша будет совершенна. (Ио. 15, 1, 11.)

Что это за радость, и почему обе двери Евангелия, вход и выход, затканы одной виноградной лозой, с одинаково рдеющими гроздьями, — этого никогда не поймут человечески трезвые — те, кто главного чего-то о себе, о мире и Боге не знают; это поймут только божественно-пьяные, потому что знают они или узнают когда-нибудь, что не утоляющее жажды, слабое и грубое, земным вином опьянение, есть только вещее подобие, знамение, иного, иным вином опьянения, всеутоляющего.

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я — в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. (Ио. 15, 5.)

Знают они, или когда-нибудь узнают, что надо человеку «выйти из себя», чтобы войти в Бога; душу свою «потерять», «погубить», чтобы «найти», «спасти». В этой-то высшей точке и прикасается тень к телу, Дионис — ко Христу.

Вышел из себя, (Мк. 3, 21), —

скажут о Нем, единственно-божественно-пьяном, трезвые, тем же словом, как о посвященных в Дионисовы таинства.

Трепет объял их и ужас-восторг, (Мк. 16, 8), —