Иисус неизвестный

Если бы это действительно сказал Иисус, то Он не только смягчил бы „жестокое“ слово, как бы Сам ужаснувшись его, но взял бы его назад, уничтожил вовсе, отрекся от Себя самого; таинство Плоти и Крови понял бы „духовно“, иносказательно. А если так, то незачем было бы Ему ни рождаться, ни умирать, ни воскресать во плоти. Слишком явное противоречие это почувствовал древнейший Сиро-Синайский кодекс, и сделал попытку восстановить подлинные слова Господни:

Дух животворит плоть. Как же вы говорите: „Плоть не пользует нимало?“[649]

Когда священнослужитель прободает копием проскомидийного Агнца на жертвеннике, то предстоящие ему Херувимы и Серафимы закрывают лица свои, в ужасе:

Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным.

„Ядущий Меня жить будет Мною“. — „Кто может это слушать?“ Слушаем, но уже не слышим; так привыкли — оглохли, за две тысячи лет. Дальше иудеев, дальше язычников, мы, христиане, от того жесточайшего-нежнейшего слова любви. В скольких беспечных причастников, как в Иуду на Тайной Вечере, вошел сатана!

— „Вы сегодня причащались?“ — „Да, сподобился“. — „Поздравляю“. И дело с концом, а завтра, может быть, вторая всемирная война. „Все будут убивать друг друга“ — это вавилонское пророчество исполняется над нами так, как ни одно из пророчеств.

Слово о вкушаемой Плоти Господней — одно из тех слов Его, которые кажутся обращенными к нам больше, чем к кому-либо другому, за две тысячи лет христианства. Хотим не хотим, мы сделаем выбор между спасением и гибелью: поймем, что значит: „Ядущий Меня жить будет Мною“, — или себя пожрем.

XIV

Все ли единодушны в толпе иудеев, слушающих Иисуса, в то Капернаумское утро? Нет, не все.

…Стали спорить между собою, говоря: как может Он дать нам есть плоть Свою?

Спорят — значит, несогласны: одни ближе к Нему, другие дальше. Приняли Его и узнали, может быть, только те, кого называет Он „младенцами“:

утаил сие от мудрых и разумных, и открыл младенцам. (Мт. 11, 25.)

Но решают, увы, в делах человеческих, и в этом деле решат, не младенцы, а взрослые.

Что произошло тогда в Капернаумской синагоге, мы не знаем с точностью; знаем только, по свидетельству Иоанна, что с этого времени, многие из учеников отошли от Него, и уже не ходили с Ним (6, 66).

Если отошли, отпали самые близкие, то тем более далекие — весь народ. Как произошло отпадение, мы можем отчасти догадываться, по свидетельству того же Иоанна.

„Как может Он дать нам есть плоть Свою“ — начали спорить между собою»: значит, уже не с Ним. Молча слушают Его, с возрастающим недоумением и ужасом. Очень вероятно, что, когда отзвучали последние слова Его:

никто не может прийти ко Мне, если то не будет дано ему от Отца Моего (Ио. 6. 65.), —

наступила вдруг такая тишина, что слышался только однозвучный шелест дождя на дворе синагоги. Вслушиваясь в эту тишину, вглядываясь в отдельные лица и в общее лицо толпы, враги Его, книжники и фарисеи, «мудрые и разумные», могли торжествовать; дело Его, казалось им, проиграно. Взял певец фальшивую ноту, глупость сказал умный человек, и наступило вдруг неловкое молчанье, а здесь — еще хуже.

Несколько месяцев назад, по исцелении сухорукого, в день субботний, в этой же Капернаумской синагоге, —

вышедши, фарисеи немедленно составили с иродианами заговор против Него, как бы Его погубить. (Мк. 3, 6.)

Заговора теперь не нужно: сам Себя погубил. Был вчера Мессия, царь Израиля, а сегодня — ничто.

Притчу о недостроенной башне могли бы Ему сегодня напомнить и фарисеи: положил основание и не мог совершить, и все видящие то посмеются, говоря: «начал строить, и окончить не мог». Только что было страшно, а теперь смешно: так думали враги Его, или, может быть, только хотели бы думать так.

XV

Вышел Иисус из синагоги, вместе с двенадцатью последними, от Него не отошедшими, верными Ему, — в том числе и с Иудой: этот не отойдет от Него; будет верен Ему до конца.

Вышли и фарисеи. С тихой и жадной усмешкой следят за Ним, должно быть узнали: как идет Он по тесной улочке Капернаума-городка, под дождем, ступая босыми ногами по грязным лужам, низко опустив голову, точно под навалившейся вдруг неимоверной тяжестью.

Быстрым шагом уходит, точно бежит от Своих, от братьев, как братоубийца Каин:

ныне проклят ты от земли… будешь на ней скитальцем. (Быт. 4, 11.),

Вот когда исполнилось над Ним пророчество:

паче всякого человека обезображен был лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих…

Презрен был и умален пред людьми, и мы отвращали от Него лицо свое. (Ис. 52, 14; 53, 3.)

Радуются враги Его, а что, если бы узнали, что тридцати лет не пройдет, как один из них же, рабби Савл, скажет миру:

Бог посадил Его одесную Себя, на небесах.

…И дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних. (Ефес. 1, 20–22; 2, 9 — 10.)

XVI