Слова этого нет ни в посланиях Павла, ни во всем Новом Завете (кроме видения первомученика Стефана, Д. А. 7, 56), ни у ранних Отцов; только к началу II века, у гностиков, Маркиона, Валентиниана и Офитов, оно появляется снова.[555]
«Ныне Иисус уже не Сын человеческий, а Сын Божий», – учит Послание Варнавы, в конце I века.[556]
Имя «Сын человеческий», в смысле первичном, евангельском, здесь уже забыто, или еще не понято. Лучшая порука в исторической подлинности этого слова и есть именно то, что Церковь не поняла его и не усвоила.[557]спрашивают иудеи самого Иисуса; так же могли бы и мы спросить, через две тысячи лет: это и для нас все еще непонятное имя Непонятного, неизвестное – Неизвестного.
XV
Имя «Сын человеческий» ничего не значило бы, в устах Иисуса, если бы не напоминало Даниилова пророчества:
Именем этим утверждает Иисус Свою нерасторжимую связь с Израилем:
Именем этим говорит Иисус, что Он есть Тот, в Ком исполнилось Даниилово пророчество. Полного, однако, понимания не мог Он ожидать от слушателей и, как бы нарочно, загадывал им загадку этим прозрачно-темным именем, чтобы заставить их самих подумать, кто Он такой. Только «посвященные», может быть, знают, – «вам дано знать тайну царства Божия», – что «Сын Человеческий», bar enach, в смысле Даниилова пророчества, – сам Иисус; остальные же думают, что Он говорит о третьем лице.[558]
Сам Себя называть «Мессией-Христом» не мог Иисус, потому что нужно было, чтобы люди узнали и признали Его свободно; сами для себя сделали Его Христом – Царем единственным не извне, а изнутри; поняли, узнали, что «это Он»,спрашивают Иудеи, кажется, с искренним недоумением (Ио. 8, 25). Но на этот вопрос – единственный ответ Его:
«Я».
Раз только в жизни открыл Иисус, что значит «Сын человеческий», когда на вопрос первосвященника:
ответил: «Я» (Мк. 14, 61–62), и это Ему стоило жизни.
XVI
Каждый день Кущей совершалось шествие вокруг жертвенника (в Иерусалимском храме), с возглашением псалма (117, 15): «О, Господи, спаси же!» – вспоминает Мишна.[559]
«Молились же так: Ani we-Hu, „спаси!“ – сообщает рабби Иегуда. В этом „Ani we-Hu – то неизреченное имя Божье“, которое Бог откроет людям только тогда, когда придет Мессия. „Ani we-Hu, значит: „Я и Он“; „Я есмь Он“, – объясняет Мишна. «Чтобы открыть тайну этого имени, и пришел Иисус“, – учит раввин XX века, и, может быть, поняли бы его, хотя и прокляли, раввины I—II века.[560]Когда Иисус открывает тайну Свою ученикам:
то это и значит: «Я есмь Он», Ani we-Hu.
XVII
Именем «Сын человеческий» Иисус как бы говорит людям: «Я такой же человек, как вы». Но в этом принятии человеческого равенства чувствуется, может быть, больше всего иная, нечеловеческая природа, иное существо Иисуса: сколько бы ни погружался Он в человечество, не может погрузиться в него до конца, потому что у Него иной удельный вес. Bar enosch, «Сын человеческий», в устах Его звучит как bar elaha, «Сын Божий».[561]
Если бы людей спросили жители другой планеты, по ком судить им о человечестве, то не на кого бы людям указать, не о ком бы сказать, кроме Иисуса:
Можно во Христа не верить, но нельзя не признать, что было что-то в человеке Иисусе, что заставило людей преклониться перед Ним, как ни перед кем никогда еще не преклонялись они и, вероятно, никогда уже не преклонятся.