Иисус: Возвращение из Египта

Я читала, и читала, и читала. Иногда мне казалось, что я двигаюсь по долине, сокрытой тенью Смерти, но я продолжала, готовая рискнуть всем. Я должна была узнать, кто такой Иисус, — то есть, если хоть кто-то в мире это знал, мне необходимо докопаться, что именно знал этот человек.

Да, я не умею читать ни на одном из древних языков, но, будучи ученым, я в силах проследить за логикой доказательства; я могу свериться со ссылками и библиографией; я могу отыскать перевод библейского текста на английский язык. И не один перевод, а все существующие! Я приобрела их все, от Уиклифа[5] до Ламсы[6], включая Новую Оксфордскую аннотированную Библию и старую Библию короля Джеймса, обожаемую мной. У меня есть и старый католический перевод, и всевозможные литературные переводы, а также редко упоминаемые в научных трудах переводы Барнстоуна и Шонфилда. Все эти переводы я приобретала в надежде на то, что они прольют свет на какую-нибудь непонятную строчку.

Постепенно мне становилось ясно, что большинству из утверждений скептиков — таких, например, будто правдивость Евангелий не вызывает доверия или будто написаны они были слишком поздно, чтобы считаться свидетельством очевидцев, — не хватает последовательности. Их доказательства нелогичны. Аргументы относительно самого Иисуса полны предположений и догадок. Некоторые книги являли собой нагромождения допущений и более ничего. Абсурдные заключения выводились на основании одного-двух фактов или вовсе из пустоты.

В итоге вся теория о небожественной природе Иисуса, который случайно забрел в Иерусалим, где его по какой-то причине распяли, и который не имел ничего общего с рождением христианства и пришел бы в ужас, услышав о такой вере, — вся эта теория, широко распространенная в либеральных кругах и часто слышанная мною на протяжении тридцати лет моего атеизма, обернулась мыльным пузырем. Ни одна из прочитанных мною книг не сумела убедительно доказать ее; более того, некоторые из этих работ оказались худшими и самыми тенденциозными из всех, что мне довелось видеть.

Скептические исследования, с которыми я знакомилась в тот период, оказались неубедительными. Все, в чем преуспели их авторы, это нарезка, реконструкция и превратное истолкование Евангелий, которые после таких операций теряли свою глубину и силу. Но, разумеется, если рассматривать Евангелия как собрание различных документов или как записи более поздних «общин», они лишаются всякого значения.

Меня не убедили и рискованные постулаты тех, кто называл себя детьми Просвещения. Более того, я заметила одну очень важную деталь. Многие из таких теоретиков, очевидно, посвятивших свою жизнь изучению Нового Завета, не любили Иисуса Христа. Кто-то насмехался над ним, кто-то откровенно презирал. Эта их позиция проступает между строк, ее буквально ощущаешь при чтении текстов.

Я никогда не сталкивалась с подобным явлением ни в какой другой области исследований, по крайней мере не в такой степени. Меня это озадачило.

Люди, занимающиеся изучением правления Елизаветы Первой, не приступают к работе с единственным стремлением доказать, что Елизавета была дурой. Они не испытывают к ней личной неприязни. Они не подшучивают над ней при любом удобном случае и не тратят годы на то, чтобы разобрать ее репутацию по косточкам. Их подход к этой исторической личности будет иным: объективным. И к лицам, окружавшим Елизавету, они не будут относиться с огульной неприязнью или презрением. Если же некий исторический персонаж вызывает исключительно отрицательные эмоции, то он обычно и не является центром исследований. Порою ученому приходится изучать злодеев, но в конечном результате он приводит доказательства их положительных качеств, или их важной роли в истории, или смягчающих обстоятельств и влияния окружения. Но в общем и целом исследователи не проводят жизнь в окружении исторических личностей, которых они открыто недолюбливают.

А вот среди специалистов по Новому Завету есть такие, которые ненавидят и презирают Иисуса Христа. Конечно, мы все понимаем, сколь полезно свободомыслие в академической среде. Мы получаем пользу от огромного объема исследований библейских первоисточников и ценим их работу. Я не требую введения цензуры. Но, может быть, авторам неплохо было бы с большим вниманием относиться к чувствам будущих читателей их трудов. Может быть, им следует проявлять большую осторожность, когда дело доходит до обобщений. То, что на первый взгляд кажется твердой почвой, иногда не более чем иллюзия.

И еще один момент вызвал у меня недоумение.

Все скептически настроенные исследователи настаивали, что Евангелия были написаны позднее, что пророчества, содержащиеся в них, относятся к периоду, следующему за падением Иерусалима. Но чем больше я читала о падении Иерусалима, тем больше озадачивалась.