Иисус. Все мировые исследования

Объединенная динамика исполнительской импровизации и контекстуальности проясняет для нас и концепцию «множественной оригинальности», которой так и не дал определения Лорд. Как правило, сообщение, рассказ или изречение с «одним и тем же» содержанием не будут одинаковыми при всех исполнениях, – особенно если различаются их «сотворцы», обстоятельства и социальные контексты. Мы помним: народные сказители, которых слушали Пэрри и Лорд, исполняли «одни и те же» песни всякий раз с немного иными словами. Исполняя «один и тот же» текст в различных обстоятельствах, выступающий не может избежать давления ожиданий аудитории.

Однако – немедленно добавим мы – быть может, это слишком негативная оценка. Сообразнее с этосом устного исполнения будет сказать, что в различных обстоятельствах выступающий стремится сохранить неизменным смысл своего сообщения. Наилучший способ этого достичь – мнемоническое структурирование. Как правило, мы склонны полагать, что жесткая формальная структура, свойственная многим речениям и притчам Иисуса, призвана сохранять неизменность предания. С точки зрения риторики вернее предположить, что выступающий – скорее всего, религиозный проповедник, – стремится изложить свое послание так, чтобы поразить и даже преобразить слушателей. Мнемоническое структурирование этому способствует. Впрочем, я не уверен, что важнейшая забота устного исполнителя – стабильность ради стабильности. Скажем, когда Иисус повторял какую-нибудь из своих притч (что понимать здесь под словом «повторял» – вопрос отдельный), – он делал это в разной обстановке и при этом, вполне возможно, менял и структуру истории, и даже ее содержание. Итак, пусть даже все исполнения устного текста – это «оригиналы», но не все оригинальные исполнения «одного и того же» текста идентичны. На практике древние сказители и их публика едва ли имели понятие о «видоизменении», о различиях, о вариантах текста: как мы уже отметили, «оригинала» и его «вариаций» в их картине мира не существовало. Более того, как правило, ни у говорящего, ни у слушателей не было возможности сравнивать. Однако хотя у участников речевого события нет под рукой записей с различными исполнениями текста и они не сознают того, что мы называем историей традиции и превратностями ее судьбы, – «множественные оригиналы» в устной речи неизбежны, и само это понятие неразрывно связано с разнообразием, даже с многозначностью. Стоит об этом подумать, и мы яснее, чем когда-либо, осознаем неадекватность концепции «оригинальной формы».

В свете этих размышлений о критериях множественной оригинальности, исполнительской импровизации, контекстуальности, разнообразия и многозначности можно заключить, что проповедь Иисуса – оратора и рассказчика – состояла из множества речевых актов, заключающих в себе как различные материалы, так и сходные или разные исполнения «одних и тех же» материалов, причем каждое их устное исполнение было новым и отдельным событием. Представляя Иисуса у истоков того, что позднее стало христианской традицией, мы не должны мыслить в терминах ipsissima verba; скорее, нам следует представить множество речевых событий, каждое из которых воспринималось говорящим и его слушателями как «оригинальное исполнение». Следовательно, связь Иисуса и традиции нельзя – вопреки негласной, но нерушимой аксиоме «поиска» – представлять как некое изначально стабильное состояние, видоизмененное впоследствии; мы должны представлять себе и речь Иисуса, и последующее действие традиции как множественные исполнения и со схожими, и с различными смыслами.