Иисусов сын

Меня с такой силой бросило на спинку их сиденья, что она сломалась. Некоторое время я колотился между сиденьями. Жидкость, про которую я сразу понял, что это кровь, летала по всей машине и лилась мне на голову. Когда все закончилось, я снова оказался на заднем сиденье, в том же положении, в каком спал. Я приподнялся и осмотрелся. Наши фары погасли. Монотонно шипел радиатор. Никаких других звуков слышно не было. Судя по всему, в сознании был я один. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что младенец лежит на спине рядом со мной так, словно ничего не произошло. Глаза у него были открыты, и он трогал щеки своими маленькими ладошками.

Через минуту водитель, который лежал на руле, сел и уставился на нас. Лицо у него было разбито и темно от крови. От его вида у меня заболели зубы – но, когда он заговорил, я услышал, что зубы у него на месте.

– Что произошло?

– Мы попали в аварию, – ответил он.

– Малыш в порядке, – сказал я, хотя понятия не имел, как он.

Водитель повернулся к жене.

– Дженис, – позвал он, – Дженис, Дженис!

– Она в порядке?

– Она умерла, – ответил он, бешено тряся ее.

– Нет, не умерла, – теперь я сам был готов все отрицать.

Их дочь была жива, но без сознания. Она издавала какие-то жалобные звуки. Но мужчина продолжал трясти свою жену.

– Дженис! – крикнул он.

Его жена застонала.

– Она жива, – сказал я, выбираясь из машины, чтобы сбежать.

Я слышал, как он сказал:

– Она не просыпается.

Я стоял там посреди ночи, почему-то с младенцем на руках. Должно быть, все еще шел дождь, но я вообще не помню, какая была погода. Мы столкнулись с другой машиной на, как я теперь мог видеть, мосту на две полосы. Воду под нами было не разглядеть в темноте.

Когда я приблизился к той другой машине, я услышал резкий, металлический хрип. Кто-то наполовину свешивался из открытой пассажирской двери, вниз головой, в позе акробата на трапеции. У машины был смят бок, ее так сильно сплющило, что внутри не осталось места даже для ног этого парня, не говоря уже о водителе или других пассажирах. Я просто прошел мимо, не останавливаясь.

Вдалеке показались огоньки фар. Я побежал в начало моста, одной рукой размахивая, чтобы остановить машину, а другой прижимая к себе младенца.

Это оказалась большая фура, она со скрежетом затормозила. Водитель опустил окно, и я закричал ему:

– Там авария. Езжайте за помощью.

– Я не могу здесь развернуться, – ответил он.

Он впустил меня с младенцем на пассажирское место, и мы просто сидели в кабине и смотрели на разбитые машины в свете фар.

– Никто не выжил? – спросил он.

– Я не понимаю, кто жив, а кто нет, – признался я.

Он налил себе кофе из термоса, погасил фары и оставил гореть только габаритные огни.

– Сколько сейчас времени?

– Минут пятнадцать четвертого, – ответил он.

Судя по тому, как он себя вел, он разделял мою неготовность что-то предпринимать. Я почувствовал облегчение и чуть не расплакался. Все это время я думал, что от меня что-то требуется, но я не хотел знать что.

Когда с другой стороны показалась еще одна машина, я подумал, что надо с ними поговорить.

– Посмотрите за ребенком? – спросил я у водителя фуры.

– Ты лучше не выпускай его из рук, – ответил он. – Это мальчик?

– Кажется, да.

Мужчина, который свешивался из разбитой машины, все еще был жив, я остановился рядом с ним, потому что уже немного освоился с тем, насколько страшно он был покалечен, и убедился, что ничем не могу помочь. Он громко и неистово хрипел. Когда он выдыхал, у него на губах пузырилась кровь. Дышать ему оставалось недолго. Я это знал, а он нет, – передо мной была великая печаль человеческой жизни. Не в том смысле, что все мы когда-нибудь умрем, – это не так уж и печально. Я имею в виду, что он не мог рассказать мне, что ему снится, а я не мог сказать ему, как все на самом деле.

Вскоре по обеим сторонам моста длинными рядами встали автомобили, их фары освещали дымящиеся обломки, в этом было что-то от вечерней игры на стадионе, машины скорой помощи и полиции проталкивались поближе, и воздух пульсировал цветом. Я ни с кем не разговаривал. У меня был секрет: за это короткое время я превратился из президента этой трагедии в безликого наблюдателя на месте чудовищной аварии. В какой-то момент полицейский узнал, что я был одним из пассажиров, и взял у меня показания. Я ничего не помню, помню только, как он сказал мне: «Потушите сигарету». Мы прервались, чтобы посмотреть, как умирающего мужчину загружают в скорую. Он все еще был жив, все еще бесстыдно грезил. С него текли струйки крови. У него дергались колени и тряслась голова.

Со мной все было в порядке, и я не видел, как все произошло, но полицейский все равно обязан был опросить меня и отвезти в больницу. По рации у него в машине передали, что мужчина умер, мы как раз въехали под козырек отделения неотложной помощи.

Я стоял в коридоре, выложенном кафельной плиткой, и, примостив к стене свой мокрый спальник, разговаривал с человеком из местного похоронного бюро.

Проходивший мимо врач остановился сказать, что мне надо бы сделать снимок.

– Не надо.

– Лучше сейчас. Если потом что-то проявится…