Июль для Юлии (СИ)

Он набросил ей на плечи простыню, высвободил распустившиеся волосы, принялся разбирать их по прядям:

— Сейчас переоденетесь в сухое, я не смотрю… Согреетесь.

Юлия Павловна неуклюже стягивала под простыней мокрую одежду. Василь взял ее панталончики и старательно отжал. Потом сделал то же самое с кофточкой. Подождал, пока девушка завернется в сухую простынь и убежал в кусты, чтобы тоже снять мокрое белье. Он натянул штаны и рубашку, и вернулся к Юлии Павловне. При его появлении, она виновато улыбнулась:

— Простите, Вася, я вас подвела… Плохая из меня ученица…

Он присел на корточки, убирая с ее виска влажную прядь.

— Вы все делали правильно, вы просто умница. Это я виноват, слишком много эмоций для вас.

— Мне никогда не было так хорошо, — сказала она дрогнувшим голосом и посмотрела ему на губы.

Василь поспешно уставился в небо. Этот ангел сам не знал, что делал. Один ее взгляд доводил чуть не до экстаза. Надо было отойти, но Василь побоялся подняться из-за топорщившихся пониже живота штанов. Слава Богу, что барышня ничего не заметила.

— Я есть хочу, — сказала она еще более виновато, как-будто признаваясь ему в каком-то преступлении.

— Сейчас, достану, — засуетился Василь. — У меня там столько всего припасено!

Корзина стояла рядом, поэтому ему не пришлось вставать. Так ангел не заметит его откровенного желания.

Василь расстелил перед Юлией полотняную салфетку и достал толстые ломти ржаного хлеба, пышного и ароматного, холодные рубленые котлеты, свежие огурчики, толщиной в палец, все в острых пупырышках. Еще он достал кринку с молоком, длинные перья зеленого лука, вареные яйца, соль в тряпочке. Кушаньями его снабдила кухарка, которой он нащипал гору лучины, да еще и пел при этом не умолкая, пока вся женская половина не заплакала в голос, растрогавшись от жалобных песен.

Юлия Павловна сразу отпила едва не половину кринки. Довольно вздохнув, она положила на хлеб котлету и с аппетитом принялась есть. Василь подавал ей то перышко лука, то огурчик, как завороженный глядя на довольное девичье лицо.

Луна краем коснулась леса, и барышня зевнула. Пора и домой.

Он по себе знал, как тяжело сейчас ее телу, испытавшему легкость воды. Юлия Павловна попыталась одеться, но это плохо получалось. И у нее даже не было сил воспротивиться или возмутиться, когда за дело взялся Василь. Он мигом справился с крючками и шнуровками и заколол локоны красавицы шпильками.

Барышня зевала, как кошечка, глаза ее слипались. Василь шутливо уговаривал ее потерпеть еще немного. Потом они шли по дороге, залитой лунным светом, и барышня опиралась на его руку.

Они прокрались по двору, Василь посадил Юлию Павловну на подоконник и помог перебросить в комнату юбки. Поразмыслив, он воровато оглянулся и одним прыжком перемахнул в комнату. Юлия Павловна нашла в себе силы только сесть в кресло. Василь увидел ее бледное лицо с расширенными глазами.

— Вася, — прошептала она. — Вы не должны…

— Да бросьте, барышня, — засмеялся он тихо. — Вы же сейчас ни рукой, ни ногой не пошевелите.

Он взбил подушки и перину, откинул одеяло. Потом помог Юлии Павловне снять платье и подал ночную рубашку.

— Отвернитесь… — попросила она, и даже в темноте, потому что свечи они не зажигали, было заметно, как она краснеет.

Василь отвернулся, скрывая улыбку. Прямо перед ним висело зеркало, и в нем отражалась стройная фигурка барышни. Василь закусил губу, глядя на обнажившуюся белую спину. Снимать панталончики она не пожелала, и торопливо нырнула в ночную рубашку, которая скрыла ее от шеи до пяток. Василь едва не застонал от разочарования.

— Можно? — спросил он и повернулся, не дожидаясь ответа.

Уложив Юлию в постель и укрыв ее со старанием, почище заботливой нянюшки, Василь встал перед изголовьем на колени. Веки ее слипались, но на губах играла улыбка.

— Спасибо, Васенька… Все было так чудесно…

— Спите, — шепнул он, подоткнув одеяло.

Он смотрел, как она засыпает и испытывал самые прекрасные муки, которые можно только вообразить. Вскоре дыханье Юлии Павловны стало ровным, она уснула.

— Люблю тебя… — сказал он вполголоса и коснулся губами ее щеки.

Прогулки юной пары продолжались каждую ночь, втайне от глазастой Даши, от Меланьи, вынюхивающей по углам, от любопытных деревенских девок. Заговорщики шли к мосткам, перебирались на лодке на другую сторону реки и плавали до тех пор, пока кожу не начинало покалывать от холода. Отогревались, добегая до дома, и там прощались до утра. К радости Даши, ее хозяйка обрела живость движений. Теперь она не ходила, как старушка, едва передвигая ноги, а подпрыгивала, подскакивала и бегала не хуже любой крестьянской девчонки.