Июльская гроза

Наташе стало трудно дышать в гуще ливня; она пересадила Антошку со спины к себе на руки, чтобы в него меньше падал дождь, и снова побежала вперед.

Чаща ливня срасталась перед нею все более непроходимо, даже идти шагом было сейчас трудно и больно, будто детей окружал сумрачный, твердый и жесткий лес, обдирающий их тело до костей.

Шум ливня заглушал удары грома, только молнии были видны. Иногда молний было столько много, что они сливали свой свет в долгое сияние, но это сияние освещало лишь бугры могучего мрака на небе, отчего было еще страшнее.

Наташа измучилась вся; она остановилась и опустила вымокшего Антошку на землю. Сейчас она не знала, что ближе -- мать с отцом или бабушка, сколько она отошла от бабушкиной деревни и сколько осталось идти домой.

Наташа села возле ржи и изо всех сил прижала к себе Антошку, чтобы хоть он остался живым и теплым около нее, если сама она умрет. Но ей подумалось, что вдруг Антошка помрет, а она одна уцелеет, -- и тогда Наташа закричала криком, как большая женщина, чтобы ее услышали и помогли; ей показалось, что хуже и грустнее всего было бы жить последней на свете. Ведь, может быть, и дом их в колхозе сгорел от молнии и двор смыт дождем в пустое песчаное поле, а мать с отцом теперь уже умерли. И, приготовившись, чтобы скорее умереть самой, Наташа оставила Антошку и легла на землю вниз лицом; она хотела умереть первой в грозе и ливне, прежде чем умрет ее брат Антошка.

Но маленький брат ее, посидев немного под дождем, сказал сестре:

-- Давай яму копать, мы туда спрячемся и проживем. Ты гляди, тут песок... Не плачь, а то я боюсь без тебя...

Вымокшие, похудевшие дети стали рыть руками яму подле ржи, где была легкая почва. Но, вырыв небольшое углубление, брат и сестра увидели, что сильный дождь дальше сам копает им яму и своей силой вымывает и уносит ручьем песчаную землю и поэтому спрятаться им туда было нельзя.

Наташа и Антошка притаились под ливнем на голой земле, сжавшись и укрывая руками свои головы.

-- Зачем ты меня к бабке-старухе в гости водила? -- сказал Антошка сестре. -- Дома лучше всего сидеть, я люблю дома... А ты девка-гулена!

-- Знай помалкивай лучше! -- приказала Наташа. -- Кто велел поскорей от бабушки домой идти? Я и блинов ничуть не покушала.

-- Я у бабки соскучился, -- смирно произнес Антошка.

Молния засветилась и вздрогнула несколько раз совсем рядом с Наташей и Антошкой, где-то в ближней полегшей ржи. Брат и сестра, боясь грома, загодя схватились руками друг за друга и прильнули лицами один к другому -Антошка к груди сестры, а она к его плечу, -- чтобы ничего больше не видеть. Но в шуме ливня гром прозвучал нестрашно.

-- Опять мимо, -- сказал Антошка.

Дети давно продрогли от дождя и теперь прижимались друг к другу, желая согреться; они уже начинали привыкать мучиться, и им дремалось ко сну.

-- Вы ктой-то? -- хрипло спросил их близкий чужой голос.

Наташа подняла голову от Антошки. Склонившись на колени, возле них стоял худой старичок с незнакомым, ничем не обросшим лицом, которого они встретили нынче, когда шли в гости к бабушке. Сейчас этот дедушка, хранясь от дождя, надел кошелку на голову, а щавель, наверно, выбросил прочь.

-- Сморились аль испугались, что ль? -- спросил у Наташи старик, подвигаясь к детям еще ближе, чтоб они его слышали.

-- Нам боязно стало, -- сказала Наташа.

-- Да как же не боязно-то? -- согласился прохожий человек. -- Ишь жуть какая -- и льется, и гремит, и сверкает. Я-то ведь не боюсь от старости лет, от глупости, а вам чего же: вы бойтесь, вам это надо.

-- А мы уж привыкли бояться, -- произнесла Наташа. -- Теперь нам не страшно. А ты сам кто, ты откуда?

-- Я дальний, -- ответил старичок. -- Верст двадцать отсюда будет: племхоз "Победа", не слыхала?.. А я оттуда, я там по племенному делу рассыльным агентом служу: куда что пошлют, что скажут -- я готов. А нынче в колхоз "Общая жизнь" ходил, мне велели сказать, чтоб колхоз племенного быка себе взял. Им бык полагается. Пускай погонщика шлют.

-- Сказал? -- спросила Наташа.

-- Сказал. А сейчас вот назад ворочаюсь.

Антошка встал на ноги и с интересом детства рассматривал чужого маленького деда, стоявшего на вымокшей земле на коленях, с кошелкой на голове. Ливень перешел в сплошной частый дождь с пузырями, и молнии вспыхивали уже далеко в стороне, откуда гром не успевал доходить сюда, умариваясь в дороге.

-- Ну, иди, нам быка давно в колхоз надо, -- сказала Наташа.

Старик молча глядел на детей под сумрачным долгим дождем.

-- Сейчас тронусь, -- неохотно произнес он. -- Мне пора.

Дед встал с земли и стал заправляться в дальнюю дорогу. Он крепко привязал свою кошелку обратно за спину и снял шапку с головы.

-- Вам не дойти, -- сказал старик детям. -- Там дорогу теперь распустило, там земля густая, добрая, а дождь того гляди припустится...

Он надел свою шапку на голову Антошки и, согнувшись, касаясь руками земли, велел ребенку полезть к нему в кошелку за спиной, сидеть там и держаться. Антошка сейчас же забрался туда, и ему стало в кошелке мягко и хорошо.