Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И. В. Сталина

Так что же, выходит, что доверять воспоминаниям Я. Чадаева нельзя вообще? Отчего же, как мы покажем несколько позднее, он описал ситуацию с трехдневным отсутствием вождя в кремлевском кабинете весьма добросовестно, но только со своей точки зрения. Однако, поскольку он описывал не только то, что наблюдал своими глазами, но и слышал в коридорах власти своими ушами, то немудрено, что в мемуары вкрались досадные неточности, которыми так ловко воспользовался, словно цирковой жонглер, Э. Радзинский.

Но что в этих отрывках ценно, так это рефреном звучащая озабоченность автора состоянием здоровья вождя, который в течение всего описываемого периода, начиная с 22 июня и по 30 июня, выглядел больным человеком. «Всех нас поразил тогда вид Сталина. Он выглядел исхудавшим, осунувшимся… землистое лицо, покрытое оспинками… он был хмур», — так описывает Я. Чадаев состояние И. В. Сталина со слов Булганина, когда члены Политбюро прибыли к нему на Ближнюю дачу 30 июня.

А теперь вернемся к докладу Н. С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС, в котором он заявил:

«Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:

— То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.

После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте.

Таким образом, грозная опасность, которая нависла над нашей Родиной в первый период войны, явилась во многом результатом порочных методов руководства страной и партией со стороны самого Сталина.

Но дело не только в самом моменте начала войны, который серьезно дезорганизовал нашу армию и причинил нам тяжкий урон. Уже после начала войны та нервозность и истеричность, которые проявлял Сталин при своем вмешательстве в ход военных операций, наносили нашей армии серьезный ущерб»^{20}.

В своих мемуарах Хрущев неоднократно обращался к этой теме, «творчески» развивая ее, ссылаясь при этом на свидетельства тех людей, которые непосредственно работали со Сталиным, поскольку сам Хрущев находился в то время на Украине. Так, ссылаясь на воспоминания Л. П. Берии, которыми тот якобы поделился с Хрущевым, он пишет:

«Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». Буквально так и выразился.

«Я, — говорит, — отказываюсь от руководства», — и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу»^{21}.

Эта версия была подхвачена некоторыми историками на Западе, о чем, в частности, Р. А. Медведев пишет:

«Историю о том, что Сталин в первые дни войны впал в глубокую депрессию и отказался от руководства страной «на долгое время», впервые рассказал Н. С. Хрущев в феврале 1956 года в своем секретном докладе «О культе личности» на XX съезде КПСС. Этот рассказ Хрущев повторил и в своих «Воспоминаниях», которые его сын Сергей записывал в конце 60-х годов на магнитофонную ленту. Сам Хрущев в начале войны находился в Киеве, он ничего не знал о том, что происходило в Кремле, и ссылался в данном случае на рассказ Берия.

Хрущев заявлял, что Сталин не управлял страной в течение недели. После XX съезда КПСС многие из серьезных историков повторяли версию Хрущева, она повторялась почти во всех биографиях Сталина, в том числе и в вышедших на Западе.

В хорошо иллюстрированной биографии Сталина, изданной в США и Англии в 1990 году и послужившей основой для телевизионного сериала, Джонатан Люис и Филип Вайтхед, уже без ссылки на Хрущева и Берия, писали о дне 22 июня 1941 года: «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришел в себя» (Дж. Люис, Филип Вайтхед. «Сталин». Нью-Йорк, 1990. С. 805)»^{22}.

Итак, срок «недееспособности» Сталина от 2 дней, по Э. Радзинскому, и 3 дней, по Жухраю, «перерос» уже в неделю, а затем уже и в 10-дневный срок, то есть вплоть до 3 июля, когда он выступил по радио с обращением к народу.

Эта гнусная сплетня получила широкое хождение как среди историков Второй мировой войны, так и среди пишущих на военную тему писателей и журналистов.

Так, известный писатель Валентин Пикуль воспроизвел ее в неоконченной эпопее «Сталинград», приложил свою руку в ее распространении известный историк генерал Д. Волкогонов, который сделал вывод о том, что Сталин «ощутил растерянность и неуверенность» с первых же минут войны и что «Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова», когда тот сообщал ему о начале военных действий.