Такая возможность была упомянута в процитированных выше «Указаниях по выдвижению», но фактически командование вермахта выбрало первый «подвариант», что означало движение по изрядно заболоченной местности и последовательное форсирование трех рек: Стырь, Горынь и Случь. Можно предположить, что решение наступать вдоль южной кромки полесских болот было обусловлено желанием «сгрести» в ходе намеченного одностороннего охвата как можно большую группировку советских войск; в случае же наступления на Тарнополь, Проскуров значительные силы Красной Армии могли остаться вне создающегося «котла окружения».
В конечном счете перед 1-й Танковой группой были поставлены такие задачи:
В состав каждого из упомянутых выше танковых корпусов включалось по три дивизии. Не без некоторой неразберихи, затянувшейся до самого дня начала вторжения, их состав определился следующим образом: 13-я и 14-я танковые, 25-я моторизованная в составе «северного» 3 ТК, 11-я и 16-я танковые, 16-я моторизованная в составе «южного» 48 ТК. Во втором эшелоне Танковой группы ждал команды на пересечение границы 14 ТК (9-я танковая дивизия, моторизованная дивизия СС «Викинг» и моторизованная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер»). В то время как советское командование (если судить по предвоенным планам) считало возможным развернуть и перемещать на западноукраинском ТВД от 30 до 42 танковых и моторизованных дивизий, генералы вермахта не видели достаточного количества дорог даже для пяти танковых и трех моторизованных дивизий; ввести в бой 14 ТК они сочли возможным лишь после того, как пехотные соединения 17-й армии прорвали Рава-Русский укрепрайон и открыли для движения танков направление Жолкев, Буск, Броды (см. Рис. 2).
Танковые корпуса – это «наконечник копья», деталь важная, но далеко не единственная и уж тем более не самая крупная. Как и на всех прочих участках Восточного фронта, в полосе ГА «Юг» основную массу немецких войск составляли пехотные дивизии. Отличие же от решений, принятых командованием ГА «Север» и «Центр», заключалось в том, что командование ГА «Юг» не стало рисковать своими малочисленными танковыми дивизиями, и задача прорыва линии приграничных укреплений была возложена исключительно на пехотные части; танковые дивизии должны были войти в «пролом», созданный для них пехотой, а моторизованным дивизиям предстояло двигаться вторым эшелоном следом за танковыми.
Общая протяженность границы (от Влодава на севере до Липканы на юге) в полосе Киевского ОВО, с учетом всех извивов пограничных рек Буг и Сан превышала 900 км. Если бы немцы растянули имеющиеся у них 24 пехотные дивизии вдоль всей границы, то получилась бы «нитка», не способная даже к обороне, тем паче – к «быстрому и глубокому удару на восток». Разумеется, командование ГА «Юг» такой ошибки не сделало и Первое Правило оперативного искусства (концентрация сил на выбранном направлении) строго соблюдало. 18 пехотных дивизий первого эшелона 6-й и 17-й Армий были развернуты на участке от Любомля до Перемышля (см. Рис. 2), который арифметически составлял всего лишь одну треть от общей протяженности границы в полосе Киевского ОВО. Южнее Перемышля действовала малосильная сковывающая группа в составе двух т. н. «охранных дивизий» [53] . Южнее г. Санок, т. е. на всем протяжении южного обвода «Львовского выступа» до реки Прут, немецких войск не было вовсе.
Столь же решительно массировались силы и на тактическом уровне. Имеющиеся 18 дивизий не были растянуты равномерной цепочкой. В полосе предстоящего главного удара танковых корпусов, от Владимира-Волынского до Крыстынополя, было сосредоточено семь (а с учетом 9-й пд, имевшей задачу наступать на юг, отрезая советские войска от переправ через р. Буг у Крыстынополя, то и все восемь) пехотных дивизий. Еще один «сгусток сил» наблюдается в районе Рава-Русской, где три пехотные дивизии вермахта приготовились наступать вдоль шоссе Замостье, Жолкев. На остальных участках немецкая пехота наступала в весьма «разряженном» построении – в среднем по 20–25 км фронта на дивизию, что в несколько раз превышало уставные нормы, принятые в Красной Армии.
Сосредоточив большую часть сил в первом эшелоне, командование ГА «Юг» осталось с весьма слабыми резервами: 6 дивизий, в том числе одна (4-я) горно-пехотная неполного состава и три (97, 99, 100-я) легко-пехотные. Но, пожалуй, самым ярким проявлением «смелости на грани безрассудства» стало расположение штабов. Самый главный штаб (командование Группы армий) находился у г. Жешув, в 60 км по шоссе от границы, в удалении от своих войск, отрезанный от них рекой Сан. Не многим безопаснее было и расположение штаба 17-й Армии. Трудно не вспомнить тут историю гибели Василия Ивановича Чапаева, штаб дивизии которого оторвался на десятки верст от своих частей и был уничтожен полностью в результате дерзкого рейда казачьей конницы…
Важнейшим (если не сказать жестче – единственным) условием, позволявшим успешно реализовать оперативный план командования ГА «Юг», должна была стать пассивность командования Юго-Западного фронта. В упомянутой выше книге генерал Филиппи пишет:
Непосредственно у границы, в полосе предстоящего наступления 6-й и 17-й Армий вермахта, находились десять советских дивизий: от Любомль до Крыстынополь четыре (45, 62, 87, 124-я) стрелковые дивизии 5-й Армии, далее 3-я кавалерийская и три (41, 159, 97-я) стрелковые дивизии 6-й Армии, у Перемышля и южнее находились две (99-я стрелковая и 72-я горнострелковая) дивизии 26-й Армии. Входившая в состав 5-й Армии 135-я сд находилась севернее Луцка, в 80 км от границы.
В Карпатах, вдоль южного обвода «Львовского выступа» развертывались левофланговая (173-я стрелковая) дивизия 26-й Армии и шесть стрелковых (горнострелковых) дивизий 12-й Армии. Пять (31, 36, 37, 49 и 55-й) стрелковых корпусов второго эшелона фронта, по три стрелковые дивизии в каждом, находились на марше и к утру 22 июня вышли к «старой границе» или несколько западнее ее (на линию Сарны, Тарнополь), т. е. были в 150–200 км от линии фронта.
Три наиболее мощных мехкорпуса (не только в составе ЮЗФ, но и во всей Красной Армии), 8-й, 4-й и 15-й сосредоточились вдоль «дуги» Самбор, Львов, Броды, Кременец, на расстоянии в 50–100 км от границы. 22-й мехкорпус был разорван на две части: 41-я танковая дивизия (по количеству танков самая крупная во всей Красной Армии) находилась рядом с границей, у г. Владимир-Волынский, две другие дивизии корпуса (19-я танковая и 215-я моторизованная) дислоцировались между Луцком и Ровно. Эти бронетанковые соединения могли выдвинуться к фронту в течение 1–2 дней.
У южного основания «Львовского выступа», в полосе Станислав (ныне Ивано-Франковск), Черновцы, развертывался 16-й мехкорпус. Три формирующихся, относительно слабых мехкорпуса (9-й, 19-й и 24-й) находились в глубине, соответственно, у Новоград-Волынского, Бердичева и Проскурова, от линии фронта их отделяло 200–250 км. Наконец, в полосе Бердичев, Шепетовка, Проскуров выгружались соединения 16-й Армии Резерва ГК, в том числе 109-я моторизованная дивизия.
Подчиненные непосредственно командованию фронта противотанковые артбригады находились в районе Новоград-Волынского (5-я), Луцка (1-я), Тарнополя (2-я), Станислава (3-я), Каменец-Подольска (4-я); за исключением 1-й ПТАБР все они оказались на расстоянии более 100–150 км от границы.
Таким образом, сложилась следующая парадоксальная ситуация: несмотря на общее количественное превосходство войск ЮЗФ над противником, непосредственно в полосе первого соприкосновения сторон немцы имели двукратное численное преимущество в пехоте, а на направлениях главного удара (Сокаль, Крыстынополь, Рава-Русская) – трех– и даже четырехкратное.
Мало того, что стрелковые дивизии Юго-Западного фронта в нужный момент не оказались в нужном месте, они к моменту фактического начала войны не были укомплектованы по штатам военного времени. В мирное время они содержались по т. н. «10-тысячному штату», но фактически в дивизиях было по 9–9,5 тыс. человек. В ходе скрытой мобилизации, под предлогом «учебных сборов» в стрелковые дивизии Киевского ОВО было призвано более 60 тыс. человек, что позволило на 1–2–3 тыс. увеличить численность личного состава [54] .
Конкретные цифры и сроки полного отмобилизования приводит в своей хрестоматийно известной монографии генерал Владимирский (на момент начала войны – заместитель начальника Оперативного отдела штаба 5-й Армии ЮЗФ):
Итак, для полного отмобилизования стрелковым дивизиям первого эшелона Юго-Западного фронта требовалось всего 1–2 дня – хотя бы в этом смысле «большая игра» Сталина пошла на пользу Красной Армии, и в ходе «широкомасштабных предмобилизационных мероприятий» многое удалось сделать еще до утра 22 июня. А теперь взглянем на хронометраж ситуации с другой стороны пограничной реки.
В полосе обороны 5-й Армии немцы имели в первом эшелоне 9 пехотных дивизий, что давало им двукратное численное превосходство. Но это численное превосходство надо еще перенести на восточный берег Буга, для чего нужно навести понтонные мосты, переправить по ним 16 тыс. человек и 5 тыс. лошадей в каждой дивизии, а затем развернуть дивизию из маршевой колонны в боевой порядок для наступления – все это совсем не просто и не быстро. Даже на учениях, безо всякого сопротивления противника такой маневр займет минимум полдня. А если противник сопротивляется? Если сносит переправы артиллерийским огнем (одних только отдельных артполков в составе 5-й Армии было четыре, а это минимум 12 дивизионов тяжелой артиллерии), бомбит с воздуха, если встречает неизбежно малочисленные передовые отряды ураганным огнем пулеметов и минометов? Сколько времени займет в такой ситуации перемещение абстрактного «численного превосходства» и что от этого превосходства останется?
ВариантыПодводя итог всему изложенному в данной главе, можно обрисовать три принципиально различных варианта действий, к которым могло прибегнуть командование Юго-Западного фронта.
Первый. Упорная оборона в полосе приграничных укрепрайонов и максимально форсированное выдвижение стрелковых корпусов второго эшелона ЮЗФ к границе. В этом случае условием успеха оборонительной операции становилась способность войск 5-й и 6-й Армий сопротивляться некоторое, вполне конкретное (и отнюдь не бесконечное) время.
Стрелковые корпуса второго эшелона (15 дивизий) находились примерно в 200 км от границы. Если продолжать все тот же пеший марш, с обозом и учебными мишенями, то до границы им предстояло брести еще 7–10 дней. Однако при наличии желания и грамотного командования воюют совсем по-другому. Тут можно вспомнить, как англичане эвакуировали свои войска (300 тыс. человек) из Дюнкерка через Ла-Манш: задействовано было все, любая посудина, способная держаться на воде, от прогулочных катеров до портовых буксиров и рыбачьих шхун. На твердой земле все становится еще быстрее и легче.
Прежде всего, следовало сократить массу перевозимых войск – для того, чтобы обеспечить успешную оборону на границе, вовсе не обязательно было перебрасывать одномоментно все 15 стрелковых дивизий, со всеми их службами и тыловыми подразделениями; необходимо и достаточно было в кратчайший срок выдвинуть на линию приграничных укрепрайонов «боевое ядро» (пулеметные, минометные, зенитные, противотанковые подразделения) 5–7 дивизий. И это, кстати, не запоздалые фантазии дилетанта, а решение, отработанное в феврале 1941 г. в ходе военной игры в Прибалтийском ОВО (тогда из 6 стрелковых дивизий второго эшелона вывели противотанковые дивизионы и спешно перебросили их на условный «фронт»; по странной иронии истории происходило это «25–30 июня по игре»). [151]
Пять тысяч грузовых автомобилей могли перевезти это «боевое ядро» одним рейсом, максимум – двумя. Грузовики были: по состоянию на 22 июня 1941 г. в составе ЮЗФ числились 19 351 «полуторка» и 12 316 трехтонных ЗИС-5 [55] . С момента объявления открытой мобилизации машин в армии должно было стать гораздо больше. Тягачей для транспортировки артиллерии было 6865 единиц, включая 1142 «Комсомольца», что на 268 единиц превышало расчетную штатную потребность (и это не говоря уже о том, что 45-мм противотанковую пушку мог буксировать любой автомобиль). [152]
Наконец, никто не отменял и самый производительный вид наземного транспорта, т. е. железную дорогу – благо Ковель и Львов были крупнейшими ж/д узлами, куда сходятся пути со всей Западной Украины. Самый тяжелый и объемный груз – боеприпасы – везти было незачем, их и без того заготовили в приграничной полосе в огромном количестве. В целом, при наличии командования, обладающего волей и способностью к проявлению инициативы, перебросить второй эшелон пехоты фронта к границе можно было за 2–3 дня.
Могли ли дивизии первого эшелона фронта продержаться 2–3 дня? Однозначного ответа на такой вопрос не существует. И никакой современный суперкомпьютер с программой моделирования боевых действий ответа не даст, т. к. в чудо-машину надо ввести некий очень спорный параметр: «моральная устойчивость войск». Финны на «линии Маннергейма», при гораздо худшем (для них) соотношении сил продержались три месяца. 41-я стрелковая дивизия удерживала Рава-Русскую до 15.00 27 июня. Гарнизоны отдельных ДОТов сопротивлялись до конца июня. 13-я застава 90-го погранотряда сражалась одиннадцать суток… Обращаясь к боевому Уставу ПУ-39, мы видим, что оборона против численно превосходящего противника считалась нормой, а вовсе не «форс-мажором», и при наличии сотен железобетонных ДОТов Владимир-Волынского, Струмиловского и Рава-Русского укрепрайонов такая оборона могла быть устойчивой. По крайней мере – в рамках указанного 2–3-дневного срока.
Читателю, возмущенному цинизмом автора, который «в мягком кресле перед монитором рассуждает, кому и как надо было воевать», хочу напомнить, что война – дело плохое и жестокое, сантименты там излишни. В сложившейся ситуации у бойцов приграничных дивизий выбор был невелик: или честная смерть в бою, или гибель в немецком лагере для военнопленных. Статистика сегодня хорошо известна: две трети пленных лета 41-го года до весны следующего года не дожили; боевые безвозвратные потери за 2–3–4 дня упорной обороны могли быть значительно меньшими.
Второй вариант. После первых же выстрелов начать отвод войск из «Львовского выступа» на восток, на рубеж рек Стырь, Иква, Серет, или еще дальше – за реку Случь, к укреп-районам на «старой границе». Это позволило бы значительно сократить протяженность линии обороны, вдвое уплотнить боевые порядки (за счет соединения на новом рубеже войск первого и второго эшелонов фронта), выиграть время для организованного и полного отмобилизования стрелковых дивизий второго эшелона. На первый взгляд такое решение представляется благоразумным и даже «гуманным». Таким бы оно и было (за исключением неуместного на войне эпитета «гуманный»), если бы его приняли за месяц до 22 июня. В реальной же обстановке подобный образ действий имел существенные недостатки и создавал дополнительные проблемы.
Прежде всего напомним, что Устав определяет отход как «самый сложный вид маневра». Отвести войска на 100–200 км, сохранив при этом управляемость, сохранив по крайней мере некоторую часть тяжелого вооружения, – задача непростая. Для пехоты оторваться от преследующих моторизованных частей противника трудно, оторваться от авиации невозможно в принципе, и войска, вышедшие из укреплений и вытянувшиеся в походную колонну, превращаются в идеальную мишень для бомбовых ударов.
Горы боеприпасов, сосредоточенных в приграничной полосе, в таком варианте пришлось бы с неизбежностью бросить (за три дня автомобилями нельзя вывезти то, что три месяца завозили вагонами). Оборонительные сооружения на «старой границе» были значительно слабее, а времени на их переоборудование уже не было. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и моральный фактор – после всей трескотни про непобедимую Красную Армию и «советский пограничный столб, о который разобьет голову любой агрессор», начинать войну с отступления на 200 км было чревато…
Третий вариант. Использовать свое «главное конкурентное преимущество» и нанести удар мехкорпусами во фланг и тыл главной группировки противника. Очертания границы создавали к тому идеальные условия: еще не сделав ни одного выстрела, 4-й и 8-й мехкорпуса нависали над глубоким тылом ГА «Юг»; третий «богатырь» (15-й мехкорпус) по двум шоссейным дорогам (Броды, Львов и Золочев, Львов) мог присоединиться к ним в течение 1–2 дней. Только эти три мехкорпуса в совокупности имели 2,5 тыс. танков, в т. ч. 720 новейших КВ и Т-34.
Наступление танковых соединений на запад, по линии Жешув, Тарнув, и на север, через Билгорай на Люблин, многократно отрабатывалось – и при составлении оперативных планов наступательной операции ЮЗФ, и в ходе многочисленных командно-штабных игр. [93, 153]
Точно так же, многократно и в разных вариантах рисовались «красные стрелочки», протянувшиеся от Ковеля через Хелм на Люблин. Маршруты выдвижения, рубежи и направления атак были многократно изучены, так что «смелая импровизация» в данном случае и не требовалась. Выдвигавшийся к Ковелю 22-й мехкорпус был, конечно же, слабее своих «южных собратьев», но худо-бедно 700 танков, включая 31 КВ, в его составе были.Оперативное построение группировки противника также способствовало успеху удара мехкорпусов. Сосредоточив большую часть стрелковых дивизий у северного основания «Львовского выступа», командование вермахта с неизбежностью ослабило фланги (см. рис. 2). В полосе Перемышль, Санок у немцев была одна легкопехотная и две охранные дивизии, т. е. порядка 1,5 «расчетных дивизий». Севернее Перемышля на 40-км участке границы по р. Сан, включая важный дорожный узел Ярослав, у немцев было всего две пехотные дивизии. На направлении Любомль, Хелм две пехотные дивизии вермахта должны были обеспечить 50 км фронта. Ситуация усугублялась еще и тем, что немецкое командование контрудар крупных мехчастей противника не ожидало (см. предыдущую главу, «план Берта»), численность советской танковой группировки оценивало вдвое меньше реального, а про существование танков КВ и Т-34, неуязвимых для основной немецкой противотанковой 37-мм пушки, даже не догадывалось.
Если бы реальная боеспособность мехкорпусов Красной Армии соответствовала их технической оснащенности, то дело закончилось бы окружением и разгромом немецкой ГА «Юг» с очевидными последствиями, причем не оперативного, а стратегического масштаба, для всей группировки вермахта на Восточном фронте. С учетом нашего сегодняшнего знания о боеспособности Красной Армии, квалификации ее командиров и готовности воевать ее бойцов, можно с непреложной уверенностью утверждать, что контрнаступление мехкорпусов закончилось бы полным их разгромом, потерей всей боевой матчасти, гибелью или пленением личного состава.