Слушая его, я время от времени делаю торопливые заметки в блокноте. У меня свои редакторские заботы: вот на эту тему надо дать передовую, по этим вопросам - заказать авторские статьи...
Стиль доклада строг, эмоции как бы пригашены. Лишь однажды в зале прошелестел смех. Это когда Сталин сказал, что, мол, Некоторые господа сравнивают Гитлера с Наполеоном, уверяют, что он похож на Наполеона, а в действительности-то Гитлер походит на Наполеона не больше, чем котенок на льва. Я сразу подумал: отличная тема для Бориса Ефимова. Забегая вперед, скажу, что в праздничный номер нам удалось втиснуть на четвертую полосу карикатуру, выполненную Борисом Ефимовым. На ней - контурный портрет Наполеона, скосившего взгляд назад, а там - Гитлер, изображенный котом с облезлым хвостом, в треуголке со свастикой. Надпись под карикатурой: "Поразительное "сходство".
...Звучат последние слова доклада: "Наше дело правое - победа будет за нами!" Сейчас председатель Моссовета В. П. Пронин объявил, что заседание закрыто.
Да, он объявил об этом, но тотчас же добавил, что будет концерт. Чего угодно можно было ожидать, только не этого. До концертов ли нам!
Однако все остались на своих местах. Первый ряд заняли те, кто был в президиуме заседания, в том числе - Сталин. На импровизированной эстраде появились, сменяя друг друга, народные артисты Михайлов и Козловский, изрядно поредевший Ансамбль песни и пляски Красной Армии под управлением А. В. Александрова, ансамбль МВД, которым дирижировал Зиновий Дунаевский. Всем им бурно аплодировали и вызывали на "бис".
А тем временем, оказывается, пытались прорваться к Москве 250 вражеских бомбардировщиков. Однако ни один из них не прорвался. Потеряв 34 самолета, гитлеровская воздушная армада повернула назад...
* * *
Как в этот вечер, так и в последующие дни у каждого из редакторов центральных газет дел было невпроворот, а у меня вдобавок к этому еще и непредвиденные осложнения.
Когда Сталин коснулся в своем докладе людоедской политики и практики нацистских палачей, я уловил нечто очень мне знакомое. И тут же вспомнил одну из недавних наших публикаций: "Документы о кровожадности фашистских мерзавцев, обнаруженные в боях под Ленинградом у убитых немецких солдат и офицеров". Эти документы прислал в редакцию наш спецкор из 4-й армии, воевавшей на Волхове, Михаил Цунц. Их было пять. Публиковались они с рубриками: "Документ первый", "Документ второй"... Самым чудовищным был "Документ первый" - "Памятка германского солдата". Обнаружили эту "Памятку" в полевой сумке убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта-на-Майне. Вот какие содержались в ней поучения, адресованные солдатам вермахта:
"У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание - убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки".
Этот документ был воспроизведен в докладе Сталина дословно. После чего Верховный главнокомандующий сказал:
"Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат".
Не буду скрывать, что всех работников "Красной звезды" обрадовало, что материалы, добытые нашим корреспондентом, включены в столь важный документ партии. Но день или два спустя вдруг звонит мне А. С. Щербаков и строго спрашивает:
- Откуда вы взяли документ Цигеля?
Я ответил.
- Документ у вас?
- Нет. Мы получили его текст по бодо. Есть только телеграфная лента. Оригинал должен быть у корреспондента.
"Должен быть..." Эта формулировка не удовлетворяла секретаря ЦК. Он объяснил, что аккредитованные в Советском Союзе иностранные корреспонденты поставили под сомнение подлинность документа, приведенного в докладе Сталина. Надо, сказал Александр Сергеевич, во что бы то ни стало немедленно доставить "Памятку" в Москву.
Мы сразу же стали разыскивать Цунца. С 4-й армией связаться не удалось. Послали запрос в Ленинград, нет ли Цунца в войсках Ленинградского фронта. Там его не оказалось. А мне по два-три раза в день звонит заместитель начальника Совинформбюро С. А. Лозовский, которого одолевали иностранные корреспонденты: им было обещано показать подлинник документа.
Цунца мы наконец разыскали, но, увы, документа у него не оказалось; он передал "Памятку" в 7-е отделение политотдела армии, а там в суматохе отступления ее потеряли. Где же выход?
Цунц понимал, что "Памятка", попавшая в его руки, не могла быть единственной, ее наверняка распространяли если не во всех, то во многих частях противника, сосредоточенных на Волхове. Были спешно просмотрены груды трофейных документов в полках, дивизиях и разведотделе армии. И нашли, да не одну, а несколько таких "Памяток". Цунц тут же вылетел с ними в Москву, и они были предъявлены иностранным журналистам.