Июнь-декабрь сорок первого

Называть фронты в газете было разрешено лишь в середине октября. А до этого в лучшем случае разрешалось обозначать лишь направления: "западное", "юго-западное" и т. д.

* * *

Впервые с начала войны на страницах нашей газеты появились публикации за подписями Всеволода Иванова, Василия Ильенкова, Ильи Эренбурга.

О том, как стал сотрудником "Красной звезды" Всеволод Иванов, он сам написал в своем дневнике:

"Позвонил Соловейчик из "Красной звезды", попросил статью, а затем сказал: "Вас не забрали еще?" Я ответил, что нет. Тогда он сказал: "Может быть, разрешите вас взять". Я сказал, что с удовольствием. В 12 ч. 15 минут 25 июля я стал военным, причем корреспондентом "Красной звезды"..."

В тот же день, по нашей просьбе, Всеволод Вячеславович отправился на один из сборных пунктов призывников и вечером принес репортаж, по-своему колоритный:

"Двор мобилизационного пункта... Старик с длинными седыми усами привел трех сыновей. По говору слышу, что это сибиряк. Подхожу. Так оно и есть. Старик говорит окружающим его:

- Мы из-под Томска. Мы на этого немца в Восточной Пруссии шли. Хорошо шли, кабы...

- Вооружение у вас, сказывают, было плохое?

- Плохое, паря, шибко плохое. Винтовок и тех не хватало, не говоря об артиллерии. Вот идти мне в бой, прямо на проволоку. Спрашиваю у фельдфебеля: "Иван Максимыч, а как же, мне винтовки нету?" А тот на меня смотрит, у самого на глазах слезы... и отвечает: "Нету, Егор Егорыч, нету, дорогой мой. Вот умрет кто, так ты у того товарища бери и иди".

- Так и шли? - с удивлением и уважением спрашивают его.

- Так и шли в бой. У соседа винтовка, а у тебя ожидание. И все же, паря, били! И лихо мы их били. Ну, а теперь, вот смотри, я трех сыновей привел к советскому народу. Было бы еще тридцать - и тех бы отдал. Теперь я кто? Я теперь самый почетный человек в стране. Я теперь трудящийся, слесарь завода имени Сталина. А раньше кто я был? Кому я работал? В Омске на маслобойке служил, за двенадцать рублей купцу масло делал. А теперь мне вся страна принадлежит, так что же: мы ли ее не защитим, товарищи, а?"

* * *

Василий Ильенков явился в редакцию без звонка. Он издавна печатал у нас свои рассказы, выезжал по заданию редакции на войсковые учения, был вместе со мной на финской войне - неутомимо работал в "Героическом походе", пока не свалила его тяжелая болезнь. Зимой 1946 года в заснеженной Ухте он слег в госпиталь, очень сокрушаясь, что "подвел" редакцию.

Теперь Василий Павлович вошел в мой кабинет, явно стараясь всем своим видом убедить меня, что впредь "не подведет". Как всегда сухощав, чуть сутул, с густой проседью, но держится молодцом и перво-наперво заявляет:

- С болезнями покончено, готов немедленно выехать на фронт. Спрашиваю: нет ли у него чего-нибудь готовенького в номер? "Есть", - отвечает...

В 1939 году Ильенков участвовал в освободительном походе наших войск в Западную Белоруссию. Когда подошли к Белостоку, оказалось, что его заняли немцы. Воровским порядком они пересекли демаркационную черту. Писатель видал этих надменных и нахальных "завоевателей", следы их бесчинства и кровавых злодеяний. До ниточки они ограбили население Ломжи, сожгли много деревень. В незарытых ямах, заполнившихся водой, лежали трупы истерзанных и убитых фашистами местных жителей; нацисты не разрешали их захоронить.

- Я еще в ту пору написал об этом, - сказал Василий Павлович. - Но тогда не напечатали. А теперь, наверное, следует обнародовать...

Так появилась в "Красной звезде" статья Ильенкова "Зверства фашистских разбойников". Она предупреждала советских людей о том, что несут с собой фашисты. И предупреждала своевременно.

В тот же день Василий Павлович попросил командировку на фронт. Не сразу мы пустили его туда - он нужен был здесь, в редакции, для дела очень важного, о чем будет сказано позже.

* * *

Отчетливо запечатлелся в моей памяти приход в "Красную звезду" Ильи Эренбурга - писателя, уже широко известного в нашей стране и за рубежом своими романами, повестями, стихами, а еще более - своей страстной публицистикой о борьбе испанского народа с темными силами фашизма. Мы пригласили Эренбурга в редакцию едва ли не первым.

И вот входит ко мне человек среднего роста, в мешковатом серо-коричневом пиджаке, с взлохмаченной седеющей головой. Лицо его показалось мне суровым и усталым. Отрекомендовался с поразительной скромностью:

- Я - старый газетчик. Буду делать все, что нужно для газеты в военное время. Писать хочу прежде всего о нацистах. У нас еще не все по-настоящему знают их.

И после минутной заминки предупредил:

- Только имейте в виду - не дам себя корежить, как тогда...

Я понял, что он напоминает мне о двух отрывках из его романа "Падение Парижа", которые "Красная звезда" опубликовала в мае сорок первого года. По понятным соображениям пришлось тогда убрать из авторского текста слова "гитлеровцы", "фашисты" и кое-что еще.

- А ведь мы и сами, Илья Григорьевич, не были от этого в восторге, сказал я писателю.