Июнь-декабрь сорок первого

По свежим впечатлениям Дангулов продиктовал в то утро редакционной машинистке два подвала, и они сразу же, один за другим, появились в "Красной звезде". Правда, подлинные имена героев названы не были. По понятным соображениям автор интервью заменил их псевдонимами, звучавшими по-испански. Но наш догадливый читатель понял что к чему.

А вот теперь один из тогдашних собеседников Саввы Дангулова генерал-майор В. Шевченко - сам выступает на страницах газеты. Свою статью он назвал предельно просто: "Чему учит первый месяц боев".

Начало у него тоже без каких бы то ни было ухищрений. Сразу - быка за рога: "Авиасоединение уничтожило в воздушных боях почти вчетверо больше самолетов, чем потеряло". И дальше - в том же духе, с такою же, может быть, несколько суховатой, но впечатляющей конкретностью:

"Наши последние системы самолетов не уступают в скорости, маневренности и огневой мощи самолетам противника".

"Советский летчик ищет боя... Лобовой атаки немцы вообще не принимают... Лично мне не известен ни один случай, когда бы фашистский летчик пошел на таран..."

"Справедливость требует отметить, что в первые дни войны еще давали себя чувствовать привычки мирного времени. Некоторые летчики, например, скучали по "Т", а какое может быть "Т" на войне?.. Теперь о "Т" никто не вспоминает. Взлетают против ветра и по ветру, садятся одновременно большими группами, иногда по тридцать самолетов, причем за все время не было ни одного случая столкновений".

"Быстрота доведена до предела. Что касается плохой погоды, то летчики считают ее не помехой, а помощником..."

Статью командира дивизии удачно дополняли выдержки из дневника летчика П. Прилепского. Наш спецкор Николай Денисов привез этот дневник и показал мне, как говорится, в натуральном виде. Обычная ученическая тетрадка с чернильными подтеками на многих страницах.

Нелегко боевому летчику вести дневник. Приходилось ведь вылетать с боевым заданием по пять-шесть раз в день.

"Было так некогда, что не успевал ничего записывать... Гоняли бомбардировщиков, летали в разведку, штурмовали фашистские моточасти. Погода - хуже не придумаешь. Все время под дождем. Вот и сейчас дождь моросит, точно осенью, так что химический карандаш расплывается на бумаге, сам не разбираешь, что пишешь".

Это - запись за 19 июля.

Кроме статьи Шевченко и дневника Прилепского опубликовали на той же полосе несколько кратких заметок об исключительных по своей неожиданности ситуациях. Дали крупноформатный снимок наших фотокорреспондентов Дмитрия Бальтерманца и Федора Левшина: "У самолета - Шевченко с летчиками, только что вернувшимися из боевого полета. Идет разбор воздушной операции".

И конечно, потребовались стихи. Без них полоса - не полоса. Их написал Михаил Светлов. Поначалу у стихотворения не было названия. А по тогдашним понятиям печатать в газете стихи без названия не полагалось.

- Давайте, давайте название, - подгонял я автора.

- Есть подходящее название! - воскликнул наконец Светлов. - "Летчикам авиасоединения Шевченко". Правда, - добавил он, - слово "авиасоединение" не совсем поэтично, его даже не зарифмуешь, но зато оно созвучно всем другим материалам полосы.

С этим "непоэтичным" заголовком стихи и пошли в газету, отчего, по-моему, не утратили своего обаяния.

...Вы неслись за врагом.

Вас победные ветры качали,

Тридцать дней боевых,

Словно тридцать легенд, прозвучали!

И кого мне из вас

По фамилии раньше назвать,

Если все, как один,

Выполняют приказ: - Побеждать!

Разрешите же вас,

Вылетающих снова в бои,

Называть, как страна вас зовет:

- Дорогие мои!..

Поздно вечером, когда уже заканчивалась верстка газеты, ко мне зашел Эренбург, таинственно улыбаясь. По этой улыбке я понял, что у него припасен какой-то любопытный материал.

- Я принес вам обезьяньи деньги, - сообщил Илья Григорьевич и положил мне на стол пачку так называемых "реквизиционных квитанций", присланных в редакцию на его имя с Северо-Западного фронта. Они были найдены в штабе одной из разгромленных фашистских частей.

- Я напишу небольшую заметку, - сказал писатель. - Принесу через час. - И попросил оставить место в газете строк на восемьдесят.

Илье Григорьевичу отказа не было. Его материалы я тут же при нем вычитывал, и сразу же ставили в номер.

Эренбург словно с хронометром в руках работал. Ровно через час обещанная заметка была готова. Называлась она "Обезьяньи деньги". До этого Илья Григорьевич выступал в "Красной звезде" с крупномасштабными статьями. А этой суждено было положить начало циклу его так называемых "веселых" заметок. Ее невозможно пересказать. Рискну воспроизвести с некоторыми сокращениями:

"Когда во Франции заставляют человека работать задарма или берут вещь, не заплатив за нее, ему говорят: "Он заплатил обезьяньими деньгами". Гитлеровцы набили себе руку на изготовлении обезьяньей монеты.

В Париж они пришли, стараясь сохранить галантность, - они, дескать, не грабят, а покупают. В обозе ехали грузовики, набитые новенькими красивыми ассигнациями. На кредитках значилось - "пять марок", "десять марок", "пятьдесят марок". Французы думали, что это - немецкие деньги.