Икар тоже сплющил большой и указательный пальцы и в образовавшуюся щель посмотрел на купальщицу, после чего перевел прицел на кушетку. Дева, по всей видимости, оскорбленная таким беззастенчивым разглядыванием, нет, не ее ног, а всего лишь пропорций, показала Икару язык. Юноша не смутился, но бросил это пустое занятие и обратился к Художнику:
— Рожденным в Раю неведом Ад. Не так ли произошло с Адамом, а окажись подле него не Змий, но Солнечный Художник, возможно, прародитель Человеков не стал бы грызть запретное яблоко.
Повелитель красок горько усмехнулся:
— Думаю, Адаму было бы наплевать на зануду Художника, с его моделями и сутью, этим, кстати, занимался тогда Сам Бог, когда рядом оказалась Ева. Ты сам, — Художник подмигнул Икару, — беседуя со мной, нет-нет да и бросишь вожделенный взгляд на кушетку.
— Здесь, на Земле, — парировал юноша, — сложно удержаться, поэтому и зову на Солнце.
— А ее возьмем с собой? — хохотнул Художник. — Вместе с кушеткой, она вон, уже готова к полету; без одежды, не вспотеет на солнышке.
На шутку Икар среагировал неожиданно серьезно:
— Я приглашаю тебя, Мастера, а она — даже не инструмент.
— Грубиян! — фыркнула дева и снова замерла, отрабатывая обещанное вознаграждение.
— Кто же, по-твоему? — с интересом спросил Художник, перебрасывая взгляд с Икара на натурщицу и обратно.
— Она — степень твоего неверия в себя и в Бога, — Икар развел руками. — Удивлен?
— Как это? — изумился Художник.
— А ты думал, я просто голая, неподвижная девка? — язвительно вставила натурщица и послала воздушный поцелуй Икару. — Спасибо, красавчик.
Икар картинно поклонился деве:
— Вера в Бога подтверждает твое мастерство во всем, не обязательно именно в живописи. Вера в себя не требует подсказок в виде формы и цвета, можно не утруждать себя походами на пленэр или покупкой прекрасных натурщиц, весь мир и так внутри тебя.
— Полегче, красавчик, — возмутилась модель и даже привстала на кушетке, — с такими речами я останусь без работы.
— Заработаешь по-другому, — огрызнулся Художник, — с твоими-то формами.
— Я зову тебя на Солнце, — продолжил Икар, поскорее пытаясь успокоить зарождающуюся перепалку, — где обе Веры есть принцип существования в Свете, иначе пребывания там не получится.
— Вера убережет от испепеления мое тело? — усмехнулся Художник, сделавший жест, вернувший натурщицу в прежнее положение.
— Вера переведет твое сознание в состояние соответствия вибрациям света. — Икар подошел к окну и провел ладонью по стеклу. Через образовавшееся пятно солнечные лучи яркой полосой пролились на плечо натурщицы.
— Видишь родимое пятно? — Икар коснулся пальцем небольшого коричневого кружочка на коже.
— Теперь вижу, — ответил, не понимая в чем дело, Художник.
Икар вернулся к акварели.
— Здесь его нет.
— Ну и что? — Художник потянулся к краскам, макнул кисть в нужную и выверенным движением поставил точку на плечо купальщицы. — Я художник, а не фотограф.
— Ты сам сказал, что зришь суть через форму, — Икар улыбнулся. — Свет позволяет тебе видеть больше форм.
Художник задумался, он молча поглядывал на натурщицу, сравнивая ее с акварельной купальщицей, кряхтел, снова «стрелял» оттопыренным пальцем, проверяя выдержанные пропорции. Наконец, наигравшись, он спросил:
— Странно, что упор на Веру ты сделал в разговоре с художником, а не, например, священником?
Икар словно ожидал этого вопроса:
— Возможно потому, что священник, пусть и на словах, представляет себе Путь Веры, а художник, реши он отправиться на Солнце, попробует преобразить ее (Веру).
— Ты настоящий фантазер, Икар. — Художник устало присел на кушетку, осторожно отодвинув тонкую лодыжку натурщицы. — Я изображаю суть формы, а ты хочешь, чтобы я сотворил картину сути самой сути, нечто бесформенное изначально. Это утопия, хоть и чертовски заманчивая. Я не могу дать тебе согласие, слишком прекрасны и притягательны для меня земные формы, — он указал на обнаженную натуру, — для земного сознания, чтобы променять их на эфемерное нечто. Я просто не готов к этой жертве.
— Трус, — хлесткой пощечиной прозвучал женский голос, натурщица поднялась с кушетки, гордо перенесла свое тело через мастерскую мимо Икара и скрылась за ширмой, откуда донеслось: — Мое время закончилось, рассчитайся со мной.
Когда дверь мастерской захлопнулась за девой, Икар, вздохнув, сообщил Художнику, что и ему пора, после чего протянул зерно и рыбу:
— На память.
— Я не любитель натюрмортов, — грустно произнес Художник. — Да и еда никогда не удавалась мне.
— Куда бы ни оказалось брошенным зернышко, оно всегда стремится к Свету, — Икар сунул в ладонь собеседника свой дар, — а рыбе проще плыть по течению. — Он положил поверх зерна блестящую тушку: — Может, еще не поздно решить, где ты, а где я в этой композиции.
Икар развернулся и направился к двери.
— Где найти тебя? — крикнул вдогонку Художник. — Если что.
— На пути к Солнцу, — прозвучал ответ.
Глава 6. Икар и шестой апостол