Икар

Маккой понимала, что теперь ей нужно просто сидеть и спокойно ждать. В случае чего она всегда могла уйти. Но с тех пор, как ей исполнилось три года, она не была спокойным человеком, поэтому решила: «Какого черта? Раз уж я здесь, можно и обыск провести». На самом деле она не нарушала никаких законов. Джек Келлер не был подозреваемым, и она не искала никакого компромата. Она просто надеялась, что найдет что-нибудь такое, что поможет ей в расследовании. Какую-нибудь подсказку, какой-то намек на то, что происходит и как это остановить.

Она пробыла в квартире минут сорок пять. Покопалась в бумагах, открыла несколько выдвижных ящиков, но не нашла ничего особенного. Она чувствовала себя довольно глупо. «Ты любопытная баба, а не коп», — мысленно говорила она себе. И тут послышался шум лифта.

«Давно пора», — подумала Маккой и морально приготовилась сообщить хозяину квартиры невеселые новости.

Вот тебе и «Бог троицу любит».

Сюрприз номер четыре. Невероятно. Но это еще не такая уж большая проблема. Пока нет.

С сюрпризом номер четыре тоже разберемся.

Наверное, это та самая полисменша, баба-сержант. Это понятно. Но что она тут делала? Она так напугалась, что, скорей всего, была в квартире одна. Это хорошо. Но вид у нее был подозрительный, а это плохо. Она недолго будет изумленной. Скоро поймет, что происходит. Так что лучше действовать быстрее. Нанести удар немедленно, а вопросы задавать потом. И тогда, глядишь, сюрпризов больше не будет.

Она была умная, эта полисменша. Прищурилась. Сразу почувствовала: что-то не так. И быстрая. Как только увидела меня, ни о чем спрашивать не стала, сразу за пушкой потянулась. Да, она была умная и быстрая.

Но недостаточно умная и быстрая.

Маккой знала, что справится.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила она.

Но ответ был «нет», и она все поняла. Она была обучена все быстро понимать и действовать немедленно, и она так и поступила. Она даже не особенно боялась, потому что все вроде бы делала правильно: пришла в квартиру, пробыла тут немного дольше, чем нужно, и вот теперь получила возможность раз и навсегда покончить со всем этим. Поэтому ее движения были уверенными.

Но она совсем немножко промахнулась, когда выхватывала пистолет. Совсем чуть-чуть. Пальцы соскользнули с рукоятки, пришлось перехватить. Она сразу поняла, что эти лишние несколько секунд грозят ей гибелью, но все-таки попыталась выстрелить.

Она отскочила назад, надеясь, что это даст ей время справиться с оружием, но, как все остальное в этом треклятом деле, ничего не получилось.

Она догадалась, что нож, занесенный над ней, был тот самый, которым убили Доминика Бертолини. Она поняла, что видит перед собой человека, убившего Затейницу. И Силачку, и Гробовщицу, и Цель. И ее. Теперь она понимала и это.

Последнее, что она поняла, — это то, что теперь она не выйдет на пенсию и не уедет со своим любимым Элмором в округ Бакс. Она умрет здесь, в Нью-Йорке.

Баба-коп дергалась. Нельзя было позволять ей дергаться.

Больше никаких сюрпризов. Этот девиз даже посильнее, чем «Лучше перебдеть, чем недобдеть».

Еще один удар ножом — и все.

Алая кровь хлынула и разлилась по шоколадно-коричневой коже. Она схватилась за горло, выронила пушку. В первый раз попался человек, который не смотрел так, будто не мог поверить, что умрет. Эта понимала, что сдохнет. Но это ее явно злило.

Даже после того, как она сдохла, она все равно была жутко злая.

Но что ее винить? Ведь ничего нельзя было поделать.

Можно было только прибраться.

И почему от смерти всегда такой беспорядок?

50