Икар

Водопад Джимми Эйнджела действительно оказался самым высоким водопадом в мире, и его первооткрыватель, американский пилот, родившийся в последний год прошлого века в затерянной деревушке Миссури, по полному праву вошел в историю.

Однако очень скоро Король Неба пришел к печальному выводу, что «войти в историю» не значит получить сколько-нибудь достойную прибыль.

За счет этого не прокормишься.

Не покроешь расходов на горючее.

Не починишь разваливающийся «Де Хэвиленд-Тайге Моз»: тот на своих крыльях вынес его к славе, но у бедняги начали сдавать силы.

Столько лет он приземлялся, где придется, летал в самых сложных погодных условиях, а с запчастями вообще было туго, и в итоге замечательный аппарат превратился в груду хлама, которая своим скрипом и скрежетом пугала всякого, кто осмеливался подойти ближе.

Уже мало кто отваживался совершить на этой развалине долгий четырехчасовой перелет из Сьюдад-Боливара на Ауянтепуй: это было бы равносильно подвигу, — и, когда Джимми Эйнджел в очередной раз проделал столь рискованное путешествие, Мэри решила положить этому конец.

— Я против того, чтобы ты продолжал его использовать, — сказала она. — Он каждую минуту может рухнуть вниз.

— Все не так уж плохо! — возразил ее муж.

— Разве нет? Это безумие, Джимми! Безумие! Разве ты не понимаешь, что подвергаешь себя опасности?

— А что мне остается делать?

— Не знаю, но только я не хочу чувствовать ответственность за гибель невинных людей, — отрезала она. — Я против того, чтобы ты возил кого-то к водопаду на этом аппарате. Я всегда была готова к тому, что ты в любой момент можешь попасть в аварию, но только не к тому, что ты будешь делать что-то во вред другим.

— Ладно! — согласился Эйнджел, понимая, что она права. — Я забуду про водопад и сосредоточусь на главном — на поисках месторождения.

— Только не на этом самолете.

— Ах, оставь, дорогая! — взмолился он. — Не будь занудой! Согласен, самолет не в том состоянии, чтобы перевозить пассажиров, но, когда я лечу один, он не доставляет мне проблем. По сравнению с драндулетами, которые у меня были раньше, он просто супер… Видела бы ты мой первый!..

— Мне нет никакого дела до твоего первого самолета, — перебила его жена, которая на этот раз была какой-то особенно раздраженной и непреклонной, что было ей несвойственно. — Если бы ты на нем разбился, я с тобой никогда бы не познакомилась, а стало быть, не было бы никаких проблем. Для меня важно, что ты мой муж, и я вынуждена мириться с тем, что у тебя опасная профессия, но никак не с безрассудством. Ты должен отделаться от этой развалины!

— Как только ты могла такое придумать? — возмутился Король Неба. — Если у нас не будет самолета, мы останемся ни с чем.

— Знаю, но в данном случае, «ничего» лучше того, что у нас есть, — ответила она. — Продай его тому, кто будет совершать на нем воздушные прогулки над Каракасом или летать в льянос, только не рисковать жизнью над тепуями Великой Саванны.

— И где же я найду такого человека?

— Не волнуйся, — сказала она. — Я сама этим займусь. А не найду покупателя — подожгу самолет, потому что больше не позволю тебе летать на высоте почти три тысячи метров над сельвой, когда двигатель уже явно не тянет.

— Честно говоря, порой он доводит меня буквально до белого каления! — нехотя согласился пилот. — Но это не мешает ему быть замечательным аппаратом!

— Никто не спорит. Поэтому и следует его продать, пока еще можно это сделать.

— А что мы будем делать без самолета?

— Вернемся в Штаты и будем копить деньги на новый аппарат, который годится для полетов в здешних условиях.

— И каким же, по-твоему, он должен быть?

— Мощным, закрытым и должен брать на борт четыре-пять пассажиров, чтобы экскурсии на водопад приносили доход… — Мэри подняла вверх палец. — А главное, он должен быть надежным!

— Ты хотя бы отдаленно себе представляешь, сколько может стоить такой самолет?

— Конечно!

— И сколько же?

— Уйму денег.

Разразилась война.

Война жестокая.

Несправедливая.

Братоубийственная.

Далекая.

Страшно далекая, но при этом это была война за справедливость, а потому она не могла не увлечь такую романтическую натуру, как Джимми Эйнджел, у которого в жилах еще бурлила кровь.

Мэри была против того, чтобы он записался добровольцем. Она убеждала его — и была права, — что американец из Миссури ничего не забыл на испанском фронте и, какими бы ужасными ни были фашисты и пусть республиканцам позарез нужны хорошие пилоты, в этой схватке он не должен участвовать ни при каких условиях.

Это был сложный период, самый сложный в их — в общем и целом гармоничной — семейной жизни, потому что Джимми был убежден, что от исхода этой битвы зависело, погрузится ли человечество в новую мировую войну или нет.

— Похоже, политики этого не осознают, — говорил он. — Но если они не остановят Гитлера в Испании, следующим его шагом станет оккупация Европы.

Мэри совершенно не разделяла его мнения, но настаивала на том, что, даже если предположить, что он прав, «останавливать Гитлера» — задача не для него.