«…Их бин нервосо!»

– Конечно, старик, не остался, потому что выяснилось, что и в монастыре тоже начинается ремонт!

Назад возвращаемся уже ночью. Шоссе на Иерусалим ярко и красиво освещено. И Тата говорит: «Я читала, что только Бельгия, как богатая страна, может позволить себе освещать по ночам дороги. И вот, Израиль, из всех стран, тоже – такое длинное шоссе… взял и осветил!»

– Или забыл выключить, – мрачно вставляет Игорь.

Он насмешлив, он опасен этой своей небрежностью обидной шутки, которую роняет, словно и сам не замечая.

Недавно, в буфете радио «Кол Исраэль» мы сидели после передачи небольшой компанией, зашел разговор о местных поэтах. Алла Нудельман проговорила: «N., конечно, графоман, но как он похож на Давида!»

– На какого Давида? – подозрительно щурясь, уточнил Игорь.

– На юного царя Давида.

– Ну, если и похож, то на промахнувшегося Давида, – отреагировал он мгновенно.

Его участие в беседе – независимо от числа беседующих – похоже на фокус. Одного его слова, одного, мимолетного замечания достаточно, чтобы тема разговора приобрела совершенно неожиданный поворот. Я наблюдала это много раз и до сих пор не понимаю – как он это делает.

На том же писательском семинаре сидим мы, несколько литераторов, после обеда, лениво перебрасываясь замечаниями. Георг Мордель рассказывает, как отдыхали они с женой на острове Мармарис… Как однажды вышли на пляж и увидели семью. Жена, муж и мальчик лет семи. Жена возлежала без бюстгальтера, но с огромным крестом промеж грудей. Услышав, как Мордели говорят между собой, женщина, ничуть не смутившись, воскликнула: «Вы говорите по-русски! А мы из Кривого Рога.»

После чего затеяла непринужденную беседу.

– Такая странная, – рассказывал Георг, – тут же муж, сын, а она – без бюстгальтера…

Игорь сказал:

– Может, в Кривом Роге исчезли из продажи бюстгальтеры?

Георг долго качал головой, приговаривая: – А муж-то, муж…

– А рог у него был кривой? – спросил Игорь. И все вдруг странно оживились, и беседа потекла совершенно по другому, малопристойному руслу.

Один наш общий знакомый, писатель-юморист, позвонил мне и предложил сюжет собственной драмы: два года он пребывал в глубочайшей депрессии, пока в одно несчастное утро не пошел вешаться, – в чуланчик, где стоят газовые баллоны. Встал на табурет и простоял так полтора часа с петлей на шее, не в силах оттолкнуть ногой табурет. Наконец, соседи, которые видели, как он прошел в чуланчик, обеспокоились, вошли и… Короче, отправили его в психушку… Откуда он мне, собственно, и звонил.

Под тяжелым впечатлением от разговора с бывшим юмористом я звоню Губерману и рассказываю все это. Вот мол, стоял полтора часа с петлей на шее, пока соседи не насторожились – видели, как он прошел в чуланчик с табуретом.

Игорь мгновенно перебивает:

– Они вошли и отняли табурет, потому что опознали в нем табурет тети Симы.

Переждал, как всегда, когда я нервно отхохочусь (естественно, я представила, как соседи выдирают табурет из-под ног заторможенного юмориста, и как тот повисает в петле), и закончил со вздохом:

– А что, это было бы вполне по-еврейски…

Вообще, к парадоксальным чертам еврейского национального характера он относится с философским смирением, с глубинным пониманием истоков, причин и следствий. И, конечно, с присущей его мировоззрению «беспощадностью любви», которая так шокирует и даже отталкивает людей недалеких… Однажды мы с ним обсуждали эту извечную еврейскую «жестоковыйность», извечную страсть к противостоянию, противоборству, и – национальное умение организовывать противоборство на ровном месте. В тот раз, помнится, обсуждали кого-то из наших именитых «отказников» да сионистов, тех, кто сидел по советским тюрьмам и лагерям, а приехав в Израиль, с не меньшим пылом включился в борьбу с местными властями. Они и между собой здесь воюют, создают разнообразные «русские» партии и радуют читателей газет яростными сварами и открытыми письмами друг другу, правительству и идеологическим противникам. Помню, я высказала предположение, что будучи во всем остальном вполне заурядными людьми, эти прославленные борцы с режимами отковали себе биографию именно вот этой неуемной еврейской жестоковыйностью.

– Да… – сказал Игорь задумчиво. – Генетическая потребность в борьбе. Причем, не в абы какой. Хотят, чтоб им бедро ломали… (он, конечно, имел в виду праотца Яакова, который с самим Богом боролся) – усмехнулся и добавил: – А никто не ломает!

*