«…Их бин нервосо!»

– В Лондоне нашу группу повели на стриптиз. Говорят, одно из острых переживаний. Не знаю… Сначала показывали женский стриптиз – ничего, пластично так, вполне красиво, молодые девочки, очень миленькие… Потом вышли два дюжих мужика и началось форменное безобразие: когда они достали свои причиндалы, наши бабы воскликнули «Ах!!» – на большом подъеме и захлебываясь от восторга. Мужики тоже воскликнули «а-ах..?» – но как-то на выдохе. И сидели до конца первого отделения абсолютно подавленные и деморализованные. Тогда я решил заступиться за мужиков. И в перерыве, в буфете громко сказал: «А здорово они им муляжи приделали!». И мужики воскликнули благодарно и восторженно: «Ах!», а бабы разочарованно протянули: «а-ах..?»… Понимаешь, – объяснил он, – это же нечестно. Вышли, достали бутылки из-под колы и стали ими трясти…

Поскольку Италия – пожизненная страсть Александра Окуня, время от времени он соблазняет Губермана на очередной сногсшибательный итальянский маршрут. Вчетвером, с женами, они заезжают в такие уголки Апеннинского полуострова, такие укромные городки и деревни, какие групповому туристу и не снились…

После каждой такой поездки Губерман собирает у себя застолье. Тэта готовит свое коронное блюдо – вареный язык. На мой неизменный комплимент, что такого языка, как Тата готовит, я нигде больше не ела, Игорь замечает: – Так она ж всю жизнь на моем тренировалась!

На этот раз – главное впечатление от поездки – обед у контессы, итальянской графини. Оказывается, графиня год назад на какой-то выставке приобрела три работы Окуня и, поскольку приятельствовала с его двоюродной сестрой (женой израильского посла в Италии), устроила обед в честь художника с друзьями.

Наши думали, что контесса – какая-нибудь милая отставная старушка, которая примет их в своей милой тесной квартирке. Поэтому явились после целого дня шатания – потные, туристические, усталые. Выяснилось: графиня – владелица земель, имений, замков, дама высшего света и красавица, лет тридцати пяти… А родовитая! чуть ли не Борджиа. Принимала их в замке, на обед приглашены гости – герцоги, послы с послицами, два-три почетных члена каких-то академий… Все, как водится, в смокингах, дамы – в вечерних нарядах… Мужчины все в черном. В белом только два лакея в перчатках, и Игорь Губерман – в грязной белой футболке. «Наши жены» – Тата и Вера ужасно перепугались всей этой роскоши, задрожали, затряслись, как осиновый лист. Но Сашка, которого трудно смутить и сбить с толку буржуазными штучками, сказал, что художнику на любой великосветский прием позволительно явиться в свитере и джинсах, потому что он художник, а женам художников – тем просто полагается быть в тряпье, потому что: «Кто еще может выйти замуж за такое говно!»

Контесса была с гостями мила и проста, показала замок. Завела Игоря в спальню, продемонстрировать картины. Потом протягивает аккуратный такой, старинный молитвенник, говорит – что это, как вы думаете? И как-то повернула потаенный ключик, внутри молитвенника оказалась полость, а в ней – маленький инкрустированный пистолет.

– Осторожно, – сказала контесса, – он снят с предохранителя, и в стволе – пуля.

Игорь уверял, что тем самым она давала ему понять, чтоб не приставал и не хватал за задницу.

За столом он гонял лакея-филиппинца, заставляя того все время приносить граппу. Надрался, конечно, сказал контессе, что у него теща – тоже графиня. Что правда: мать Тэты, Лидия Борисовна Либединская, по отцу – графиня Толстая. Когда уходили, жал руку лакею-филиппинцу.

– Я пригласил контессу к нам пожить, – говорит он серьезно.

Мы, конечно, комментируем это должным образом – мол, контесса будет Шаха выгуливать…

– Вы зря иронизируете, – говорит Губерман, – я не каждого, между прочим, к себе пожить приглашаю. Какого-нибудь Папу римского я – хер приглашу!

Кстати, Шах, бельгийская овчарка Губерманов – замечательная собака. Воспитанный умный пес, преисполненный великолепного достоинства. Мой пес, Кондрат, наоборот – вот уж меньше всего о достоинстве думает. У него есть дела поважнее.

Иногда мы с Игорем обсуждаем характеры и привычки своих псов. Недавно я рассказала, как Кондрат устраивает свою личную жизнь при помощи двух меховых домашних тапочек. Как он ухаживает то за одним, то за другим. А иногда возляжет между двумя своими гуриями и дремлет…

– А мы ведь, знаешь, купили новую мебель, – говорит на это Игорь, – и тут всплыли некоторые семейные тайны, о которых Тэта знала, но не говорила мне. Оказывается, Шах был влюблен в наше старое кресло. Он состоял с ним в интимной связи. Так вот, можешь представить, Шах тоскует по-настоящему – отказывается от пищи и скулит…

И позже, когда разговор заходит о том, что женщина всегда может обмануть мужика, инсценируя страсть, и что мужик даже ждет от нее некоторой театральности, – Игорь говорит:

– Да, можно себе представить, что и наш Шах вот так ждет, что кресло будет шептать ему: – Ты потрясающий мужик, у меня такого никогда не было!

*