«…Их бин нервосо!»

В романе «Последний кабан из лесов Понтеведра» я придумала такую авторскую маску «Дина из Матнаса». Матнас – на иврите – Дом культуры, я, то есть автор, действительно там работаю, только меня никто не называет Диной из Матнаса. Это чистой воды вымысел. Выступая перед публикой, я часто читаю эпизод из этого моего романа, тот самый, где в Матнас на Пурим приезжает группа художественной самодеятельности города Ехуд, такая разухабистая братия с сильным украинским акцентом. Верховодит этой компанией Бенедикт Белоконь из Ехуда. Так он себя и называет. Возникает ряд комических ситуаций, и так далее. Эпизод гротескный. Я придумала его с начала до конца.

Сижу не так давно на работе, в своем кабинете. Раздается телефонный звонок.

– Здравствуйте! Вы Дина из Матнаса?

Что прикажете отвечать? Тем более, что до известной степени так оно и есть.

– Мне ваш телефон дал эксцентрик Арон.

Вспоминаю, что действительно месяца три назад выступал у меня маленький музыкальный эксцентрик, щуплый человечек, по виду – нечто среднее между Чаплиным и Гитлером, с усиками, играл на всем, что под руку подвернется: на швабре, на венике, на стаканах, на футляре из-под очков…

– Я – Исаак из Афулы. иллюзионист международного класса, кавалер почетной грамоты житомирского райкома комсомола…

На втором звуковом плане в телефонной трубке прокричал тягучий женский голос: «Исаак! Иди кушать суп!»

– Могу предложить для вашей публики ослепительный иллюзион, недорого.

– Что вы имеете в виду? – спросила я.

– А что обычно имеют ввиду в таких случаях? Платки из рукавов, исчезающие стаканы, я знаю?..

Я сказала:

– Этот фокус – исчезающие стаканы – можно увидеть в любой столовой общепита.

– У меня есть эксклюзивный номер – летающие деньги!

– Что это значит? – спросила я.

– Я делаю «пуфф!» на ладонь, и с потолка вам на голову сыплются индийские драхмы, японские йены, норвежские кроны…

– Скажите, – вкрадчиво спросила я, – а израильские шекели мне на голову не сыплются?

– Шутница! – воскликнул он, – у кого они есть!

«Исаак, иди уже обедать, сколько можно болтать!», – донеслось из глубины иллюзионного пространства.

– Знаете, – сказала я, – как-то все это… У меня ведь публика интеллигентная…

– О! – воскликнул он. – Для интеллигентной публики у меня в молодости был потрясающий номер – «распиленная Лейла». Мне ассистировала жена… Знаете, газовые шальвары, грудь в блестках, чалма… Повальный успех!.. Правда, потом она поправилась и номер погиб.

Я сострила что-то насчет того, что много времени на распил уходило.

– Да нет, она в ящик не влезала, – грустно сказал он.

И опять издали донеслось: «Исаак, ты не на исповеди, она не святой отец! Суп стынет!»

Я подумала – в конце концов, и этот нелепый Исаак со своей распиленной Лейлой должны есть суп каждый день. Что я привередничаю, какая разница – что там сыплется с потолка, когда он дует на ладонь. Пусть приедет, заработает свои гроши. А вслух спросила:

– И сколько вы хотите за все эти исчезающие шальвары?

– Я хочу! – сказал он. – Я хочу десять тысяч, так вы же не дадите.

– Я дам двести шекелей, – сказала я твердо.

– А доехать?! – завопил он.

– Ну, хорошо, только предъявите автобусные билеты.

И вновь до меня донеслось протяжное: «Исаак, оборви эти мелочные отношения, объясни ей доходчиво – кто она, а кто ты!»

– Итак, – сказала я решительно, – диктуйте мне вашу афишу, да покрасочнее, я ведь должна завлекать людей на ваше представление.

– Вам не надо их завлекать! – обиделся он. – Они сами примчатся, когда прочтут мое имя… Пишите большими буквами: «Джакомо Берталуччо!»

– А кто это? – спросила я, помолчав.

– Я!

– Минуточку… Но ведь вы сказали, что вас зовут Исаак.

Он расхохотался – снисходительно…

– Милая, – проговорил он ласковым басом, – вам, как человеку далекому от искусства, простительно не знать, что большие артисты для концертов берут себе еще одно имя, более звучное и таинственное… Называется – псевдоним.

– Что вы говорите! – воскликнула я.

Мы быстренько условились о дате выступления, и уже опуская трубку на рычаг, я слышала голос распиленной Лейлы: «Исаак! Сколько можно с ней возиться, она что – тоже из Житомира?»

*

Иногда самой себе я напоминаю кошку, ловящую свой собственный хвост. Мои герои высовываются из-за моего плеча, докрикивают вдогонку законченным вещам какие-то фразы, обидные шутки, поучительные реплики… Мои герои относятся ко мне без должного пиетета – наверное, догадываются, что я – всего лишь одна из них, не лучше и не хуже…

Они возникают, уходят, возвращаются, кивают и строят рожи… они доигрывают в жизни то, что не доиграли на бумаге…

И я давно уже знаю, что этот проклятый Солярис исчезнет лишь тогда, когда исчезну я сама.

1999 г.

Ружье для Евы

На днях моя дочь, барышня томная, нравная, сочиняющая стихи, музицирующая на гитаре, любящая, наконец, поваляться в постели часиков до 12 дня… пошла в армию.