Самолет "Як-40", заказанный для нас Губерманом, приземлился на подмосковном гидрографическом аэродроме Мячково около пяти утра. На краю летного поля стояли две машины: красный спортивный "Феррари" и джип "гранд чероки". Губерман встретил нас у трапа и сразу понял, что сейчас не время для расспросов. Он уступил мне место за рулем своего "Феррари", место водителя джипа занял Боцман. Через пятьдесят минут мы были в Затопине. Ольга, разбуженная шумом двигателей, вышла на крыльцо, кутаясь в халат. Увидев меня, бросилась мне на шею и тут же отступила.
-- Что случилось?
-- Где Тимоха? -- спросил я.
Она облегченно передохнула и заулыбалась:
-- Все в порядке. Его увезли в военный санаторий "Лесные дали". В Минобороне выделили для него путевку. Прислали специально за ним санитарную машину. Врач сказал, что там прекрасные условия, новейшее оборудование, он сможет пройти интенсивный курс лечения и физиотерапии.
-- Когда его увезли?
-- Вчера вечером. Часов в шесть. Врач сказал, что долго искали Затопино.
-- Какая была машина?
-- Обыкновенная "Скорая". "03".
-- А врач?
-- Тоже обыкновенный. В белом халате. И два санитара. Тимоха сказал: жаль, что не дождется вас. Он очень хотел, чтобы Трубач сыграл ему на саксофоне сиртаки. А мы с тобой, сказал мне, будем танцевать. Он уже мог делать шага четыре без коляски.
Вчера вечером. Часов в шесть. Значит, Волков отдал этот приказ после моего звонка из мотеля "Авто-Хилтон". До этого не решался. Нет, не так. Считал несвоевременным. А потом решил, что пора.
-- Что-нибудь не так? -- спросила Ольга. -- Я почему спрашиваю... Перед тем как уехать, Тимоха показал захоронку, где деньги спрятаны. В чулане. Очень много американских денег. Он сказал, что ты все объяснишь... Ну, что ты молчишь? Что случилось?!
Что я мог ей ответить? Откуда ей было знать, что никакой путевки Минобороны для лейтенанта Варпаховского не выделяло. По той простой причине, что там не знали, где он. Знали только в одном месте -- в Управлении по планированию специальных мероприятий.
"Показал, где деньги спрятаны..."
Значит, что-то почувствовал.
-- Он был веселый. Очень ждал вас. Очень хотел, чтобы Трубач сыграл ему...
Она повторяла и повторяла эту фразу -- уже когда мы нашли Тимоху и привезли в Затопино в закрытом гробу. Она повторяла ее, пока Трубач не положил ей на плечи свои тяжелые нежные руки и не сказал, заглядывая сверху в ее лицо:
-- Я сыграю для него. Обязательно сыграю...
Военный санаторий "Лесные дали" действительно существовал. Но там о лейтенанте Варпаховском ничего не знали. Губерман выделил нам шесть машин с водителями. Мы объехали почти все морги Москвы и области, где были неопознанные трупы. А они были везде. У Тимохи была особая примета. О ней знали только мы: светлое пятнышко на левой руке повыше запястья, как след от прививки от оспы. У нас у всех была эта особая примета: после того как с подачи Артиста тушили горящие сигареты о свои руки.
Тимоху в Бронницах нашел Док. Он сразу узнал его -- не глазами, а сердцем. А примета лишь подтвердила, что он прав.
Там же, в морге, мы и попрощались с Тимохой и забили крышку гроба. Я хотел, чтобы Ольга запомнила его таким, каким видела в последний раз. Веселым. А в моей памяти он остался другим: Икаром, летевшим с расставленными руками через взорванный пролет моста над Ак-Су.
Таким и останется навсегда.
Отпевал Тимоху отец Федор. Оказывается, старик был еще жив, хотя сильно болел и служил редко. Но на мою просьбу согласился сразу. День был будний, время неурочное, в храме горели лишь лампады и сквозь витражи сквозили солнечные столбы. Пока отец Федор облачался, а ребята и Ольга с Настеной молча стояли у изголовья гроба, я спросил у старушки служки, здесь ли сейчас отец Андрей.
-- А, из лавры! -- догадалась она. -- Сейчас позову.
Он появился из глубины храма в том же одеянии, так же неслышно, как и в прошлый раз, когда я заехал в Спас-Заулок перед отлетом на Кипр. Две недели назад. Целую вечность.
-- Спасибо, что молились за нас, -- сказал я и протянул ему плотный пакет в оберточной бумаге, перевязанный шпагатом. -- Здесь тридцать тысяч долларов. Это дар храму от лейтенанта Варпаховского. Он был воином и погиб от руки врагов.
-- Чисты ли деньги эти?
-- Нет. На них тонны крови и грязи. Но они омыты его кровью. Сейчас это самые чистые деньги в мире.
Он склонил голову.
-- Мы с благодарностью принимаем этот дар... Я взял с церковной конторки пачку свечей и обошел храм.
Одну свечку зажег перед ликом Пресвятой Богородицы. За Тимоху. Теперь ей заботиться о душе его.
Еще шесть, во здравие и благодарность -- перед образом Георгия-победоносца. За нас. И еще одну -- за полковника Голубкова.
А потом -- перед алтарем, перед общим иконостасом. На упокой души.
Десять свечей -- за полевого командира Ису Мадуева и его отряд. Они мусульманами, конечно, были, но Бог един и перед ним все равны.
Восемь свечей -- за капитана Труханова и его медиков. Не их вина, что они погибли за грязное дело.
Три свечи -- за генерала Жеребцова, водителя его "уазика" и солдата охраны.