Их было три

Повозившись с мотором, он, ловко размахнувшись, забросил пустое ведро в кузов — на лоб при этом свесились прямые мокрые пряди волос — и весело обратился к Гундеге:

— Как же вас всё-таки зовут, принцесса Межакактов?

Она покраснела, но нельзя было сказать, что это обращение ей было неприятно.

— Гундега[5].

— Горький жёлтый цветок без аромата… — проговорил он, вытирая тряпкой руки. — Меня зовут Виктор. Рано или поздно всё равно придётся познакомиться. Живу в Силмалях. Если бы не лес, мы оказались бы ближайшими соседями Межакактов. Здесь почти все дома разбросаны далеко друг от друга, разумеется, кроме тех, что в посёлке.

Парень кивнул в сторону дома на пригорке.

— Это Междегас. А ближайшие соседи их — Межарути, во-он где, — он указал вдаль, где над группой деревьев указательным пальцем тянулась к небу труба. — Вам теперь надо понемногу знакомиться со всеми Нориешами.

— Почему у вас здесь названия усадеб связаны с лесом? В других местах этого нет.

— Могу вам это объяснить. — Он улыбнулся, усаживаясь за руль. — Если бы кто-нибудь вздумал написать историю Нориешей, то он при всём желании не обошёлся бы без упоминания леса…

Потом он рассказал о том, как возникли Нориеши, вероятно, прибавляя кое-что и от себя, но Гундега слушала с интересом.

— Здесь в самом деле красиво, — сказала она наконец.

— Вы навсегда сюда приехали, Гундега?

— Да.

— Почему?

Её немного удивил вопрос, и она уклончиво ответила:

— Просто так…

Увидев плотно сжатые губы Гундеги, Виктор понял, что резким ответом она старается оградить свой мирок от вопросов незнакомого.

— Не сердитесь! — мягко произнёс он.

В голосе Виктора девушка уловила участливые нотки и неожиданно для самой себя сказала:

— Знаете, я буду наследницей Межакактов!

И только тут она спохватилась — ведь для постороннего слуха это звучит наивно, как наивным кажется, когда ребёнок хвастается кричащим плюшевым медвежонком. Гундега боялась, что Виктор станет насмехаться, но он, повернувшись, опять посмотрел на неё пристально, без улыбки, без удивления, думая о чём-то своём.

— Вы очень рады этому? — наконец спросил он.

— Конечно, — призналась она. — У нас с бабушкой в Приедиене была восьмиметровая комнатка, а здесь я даже не знаю, сколько метров. Такой простор! У меня на мансарде своя собственная комната с большим окном.

— Разве вам до этого не приходилось видеть больших красивых домов?

— Конечно, приходилось. Но жить в таком доме не довелось ни разу. У нас в Приедиене есть прекрасные дома. Идёшь мимо и думаешь: счастливцы, кто в них живёт! А вот домишко, в котором ютились мы, маленький, ветхий, но хозяйка ежемесячно драла с нас семьдесят рублей[6]. У бабушки была только пенсия, а раньше — зарплата уборщицы. Мясо мы ели только по воскресеньям… А здесь в субботу тётя собирается печь торт, такой огромный, — она показала, какой будет торт, изрядно преувеличив размеры, но Виктор промолчал, — зарежет телёнка и гуся. Для этого я и везу из Сауи муку, сахар, изюм. Да ещё перец и ваниль.

И тут Гундега обратила внимание на то, что Виктор помрачнел. А совсем недавно, у ручья, он весело смеялся. Почему же теперь он стал неприветливым, только медвежьи лапы по-прежнему играючи-бережно крутят руль?

Впрочем, погасить радость Гундеги было не так-то просто.

— У вас какой-нибудь праздник, что ли? — наконец спросил Виктор.

— Как же! Праздник поминовения. К нам приедет сам пастор. Бабушка говорила, что все пасторы толстопузые. А этот, рассказывают, строен и красив.

— Кто же ещё у вас будет?

— Поном… — начала было Гундега и осеклась, почувствовав, как насмешливо прозвучал голос Виктора.

Она обиженно отвернулась.

— Почему вы больше ничего не рассказываете, Гундега?

Она не отвечала.

— Рассердились? Не стоит…

— Но почему вы так… — Гундега не находила слов, чтобы определить, что именно задело её в тоне Виктора.

— Не обижайтесь, Гундега, но… мне немного странно, что вы так кичитесь этим домом…

Гундега вспыхнула.

— А что в этом плохого? Может быть, то, что я там чужая, пришлая, или может быть… — и она почти вызывающе закончила, — то, что не я этот дом строила?

— Может быть…

— А вы? Разве вы сами строили дом, в котором живёте?

— Нет, не строил.

— Вот видите! — торжествующе воскликнула она. — А говорите, что…

— Вы наш клуб уже видели? Нет? Вот его мы построили своими руками. Двое были из строительной бригады, остальные нет. Работали в свободное время, иногда даже ночь прихватывали.

— Кто это «мы»?

— Колхозные комсомольцы.

— Наверно, хорошо заработали, если даже по ночам трудились? — спросила Гундега и сама устыдилась своего иронического тона. — Конечно, это не главное, но… — она хотела сгладить неловкость и не знала как.

— Мы работали «просто так» — как вы говорите.

— Бесплатно?

Виктор улыбнулся удивлению Гундеги.

— Разве так уж трудно поработать несколько часов сверх обычного трудового дня?

— И вы тоже работали?

— Я возил строительный материал, — просто ответил он.

Взгляд Гундеги выражал одновременно недоверие и удивление.

— Это далеко?

— Что именно?

— Ну, этот построенный вами клуб.

— В посёлке. В полутора километрах от поворота на лесничество.

— Ах, вот как…