полулежал бледный человек в серой черкеске без погон.
Рука его пряталась под ковровой подушкой. «Револь-
вер», — отметил про себя Стрэнкл.
— Если не ошибаюсь, сотник Кубатаев?
— Кубатиев, — уточнил человек в черкеске. — Чем
могу служить? С кем имею честь?..
— Вам письмо из Константинополя,—подавая, сказал
Стрэнкл.
Кубатиев нервно распечатал маленький синий кон-
верт, впился темными, болезненно-влажными глазами в
строки письма.
— От Бибо? Любопытно... Виноват, прошу садиться.
Прочтя письмо, расстерянио посмотрел на гостя.
— Бибо пишет о каком-то вознаграждении. Ничего
не понимаю...
— Прежде всего, господин Кубатиев, прошу вас на-
бросать схему местонахождения вашей родовой башни в
западной Осетии, где-то рядом с домом лесника...
— Любопытно, для чего же это?..
— Гм... Там водится индийский корень «тха» для ле-
чения астмы. Я собираю полезные травы, еду на вашу ро-
дину с миссией Красного Креста. Корень не имеет;
цены...
Кубатиев поморщился, достал из висевшего на ковре
71
планшета лист бумаги, трясущейся рукой начал чертить
какую-то схему.
— Обозначьте север, укажите названия гор, рек, а
расстояния — количеством верст.
— Знаю...
Стрэнкл закурил сигару.
— Не знаете ли вы, господии сотник, лесника, живу-
щего в этом домике?
Кубатиев изменился в лице, словно вспомнив что-то
очень важное, но сказал бесстрастно:
— Лесник, кажется, умер. Там обитает его дочь, одно-
глазая лекарка...
— Вы не знакомы с ней?
— Что вы? Как вас, позвольте?
— Стэнли Грей-
— Мистер Грей, разве может офицер его величества
общаться с нищенкой? И вообще, должен вам сказать...
— Слушаю вас. ]
— Будете на моей родине, прошу ни слова не гово-
рить обо мне. На днях я уезжаю в Константинополь,
затем в Крым, в армию, возрожденную гением железно-
го барона. Быть может, мы встретимся с вами, мистер
Грей, при более счастливых обстоятельствах. Не будем
подводить друг друга...
Несколько фамильярный тон последней фразы поко-
робил мистера Стрэнкла, но он ответил мягко.
— Слово джентльмена: я никогда не встречался в Те-
геране с сотником Кубатиевым. Вот ваши деньги, — гость
положил на стол небольшой кожаный мешочек.— В зо-
лотой турецкой валюте-
Сотник резким движением отодвинул деньги. Достал
из стола вдвое больший сафьяновый мешочек, вышитый
бисером.
— Прошу вас, мистер Грей... Век буду благодарен...
Не сможете ли вы доставить деньги моему двоюродному
брату Саладдину Кубатиеву в селение Фидар? Запишите,
пожалуйста, адрес. Впрочем, его каждый там знает. Если
Саладдина не пустили в расход большевики...
— Считаю долгом цивилизованного человека... — пе-
ребил Стрэнкл.
— ...Передайте: «Деньги на воспитание мальчика
Знаура». Мальчик как приемный сын живет у Саладдина.
Он... мой родственник. Сейчас ему четырнадцатый год.
72
— Позвольте, — возразил Стрэнкл. — А если вашего
брата нет в живых, где же я найду мальчика? В ауле,
надо полагать, есть мальчики с таким именем.
— Он носит нашу фамилию. Если Саладдин в тюрьме
или на том свете, то Знаура Кубатиева можно разыскать
через одноглазую дочь лесника. Дело в том, что она по-
кровительствует сиротам и незаконнорожденным. Не-
счастный кавдасард...
— Что значит — «кавдасард»? — полюбопытствовал
Стрэнкл.
— Так, к слову, не обращайте внимания, — уклончиво
ответил Кубатиев. — Скажите просто: «От Сафара». Ес-
ли спросят, где я, ответьте, что вернется с победой в Осе-
тию, а пока, мол, ничего неизвестно.
Кубатиев наполнил бокал вином.
— Прошу вас.
— Благодарю. Не пью. Что вы еще хотите передать
на родину, господин сотник?
— Запишите, пожалуйста, имена и фамилии людей.
Вот нужная вам схема.
— Записывать? О нет! — Стрэнкл гордо улыбнулся- —
Я все прекрасно запомнил, мистер Кубатиев. У меня пре-
восходная память. За схему благодарю. Желаю счастья.
Олл раит!
Хадзигуа
Корни вывороченного из земли столетнего бука чуть
шевелятся над обрывом, как щупальцы огромного спрута.
На поляне, у самого обрыва стоит женщина в черном
платье, похожем на монашескую одежду. Левую щеку и
глаз закрывает темный платок, но открытая половина
лица напоминает о былой красоте.
Глядя по сторонам, она кивает головой, словно оцени-
вая работу воды и ветра.
Три дня и три ночи в горах западной Осетии бушевала
буря, шумели ливни. Удары грома, словно горные обвалы,
сотрясали землю и замирали где-то в глубине Дигорского
ущелья. Все живое в ужасе умолкло перед разгневанной
природой. И, казалось, нет конца ненастью. Но гроза
кончилась вдруг. Еще слышался шум сбегающей воды и
где-то далеко, за полторы версты, внизу грохотали, пере-
катываясь, валуны по дну Уруха.
73
К полдню под лучами весеннего солнца вновь ожил
цветистый ковер альпийских растений. Над омытой лив-
нем землей поднимались одуряющие запахи цветов.
Хадзигуа (так звали женщину в черном) собирала
лекарственные травы..
Она подняла большую легкую корзину и пошла от
обрыва, где повис корень поверженного бука. Женщина
часто останавливалась, разглядывала растения, некото-
рые срывала.
Хадзи знали не только жители окрестных селений.
Слухи о ней больше добрые, а иногда злые уходили ь
дальние районы Осетии. Многих раненых красных парти-
зан, скрывающихся в лесах во время деникинского на-