Их чужие дети (СИ)

– Не совсем так. Вера Андреевна, Константин Фёдорович мне жизнь спас, из реки вытащил после того, как меня машина сбила. А потом сбежал под шумок, пока со мной вызванная «скорая» возилась. Как же так, а?

Симонова кашлянула и с интересом посмотрела на Казанцева. Тот передёрнул плечами и отмахнулся, мол, ерунда какая. Значит, не скажет о своей травме. Ну теперь-то хоть ясно, почему он мокрый был, когда его Лиля с Фёдором нашли. Ладно, посмотрим как оно дальше пойдёт. А пока...

– Татьяна, передаю тебя доктору Казанцеву. Вы уже с ним решите, что с дежурствами делать будете, график работы в консультации обговорите с учётом лекций и семинаров. А я всегда рядом, возникнут вопросы или проблемы – всё решим. Я сегодня на кафедре, буду после обеда.

***

Вера Андреевна с тоской посмотрела на тёмный проём окна и закашлялась. Что-то в последнее время к ней всякая зараза пристаёт. Казанцев и Лапина переглянулись и одновременно прикрыли глаза – они просто валились с ног, а их профессор явно находилась в самом разгаре простуды. Симонова посмотрела на них, опять оценила темноту за окном, вздохнула и сказала:

– А давайте так: вы – бесстыжие прогульщики и типа не пришли на пару, а я – слабохарактерная преподавательница, так что о Таткином прогуле никто не узнает, а Казанцев ничего никому не скажет, да?

Таня распахнула глаза и сжала кулаки – только бабушка и Иринка, самые близкие люди на этой планете, называли её Таткой. И вдруг Вера Андреевна... Константин внимательно окинул взглядом замершую Татьяну и мягко положил свою ладонь на стиснутые в кулак пальцы:

– Ты чего? Всё в порядке?

Это движение не укрылось от Симоновой, она резко поднялась и включила чайник. Константин тоже встал, поставил на стол чашки, насыпал ароматные чайные листья в заварной фарфоровый чайник и быстро разломил плитку шоколада.

– В молодые годы, читая Ремарка, не могла понять, почему вокруг дикий ужас, а его герои коньяк хлещут целыми днями... а теперь вот поняла, – тихо прошептала Симонова, держась рукой за ручку закипающего чайника. Она в очередной раз посмотрела в окно. Темно, одиноко... Лёня опять в командировке, приедет только через неделю, а она уже скучает. Ещё эта осень... – Октябрь съел все краски, а скоро ноябрь. Проклятый месяц... Недаром эльфы называют его Серым месяцем.

Она глубоко вдохнула, выдохнула, вздёрнула голову и бодрым голосом спросила:

– Вы знаете, что такое одна нюня? Это единица измерения грусти. Но сегодня, так как мы договорились прогулять всё на свете, предлагаю забыть о грусти и немного повеселиться. Татка, ты как? Готова? Кстати, что там с квартирой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ой, Вера Андреевна, мне так помог Леонид Анатольевич и его ребята!

– Какие такие ребята? – раздался грозный голос Казанцева. – Это что такое происходит, во что вы уже дядю моего втянули?

Татьяна сжалась, но Вера Андреевна спокойно села в кресло и поведала Константину её историю. О том, как Татьянкина семья, которая семь лет ничего не хотела слышать о старшей дочери, вдруг потребовала от девушки продать квартиру умершей бабушки и разделить деньги между сёстрами, или же прописать младших дочерей в столичной жилплощади и помочь им с устройством на работу. Леонид Анатольевич, приехавший к Татьяне со своими подчинёнными, серьёзными и немногословными офицерами, молча выслушал претензии отчима и беспутной мамаши, так же молча кивнул на требование платить алименты на их содержание, мотивируя тем, что они растили дочь до семнадцати лет. Правда, скромно промолчали, что после отъезда Тани они ни разу не поинтересовались, где она находится и что вообще происходит с их дочерью. Телегин посмотрел на Таню, что стояла с гордо вздёрнутой головой и молчала. А потом один из офицеров протянул отчиму какие-то бумаги, после чего как-то быстро всё семейство ретировалось из квартиры и больше Таню не тревожили. Уже потом, спустя месяц после этой истории, Таня узнала, что Леонид Анатольевич подготовил какие-то липовые бумаги о том, что квартира заложена за долги, и в случае прописки младших дочерей долги делятся на всех членов семьи. А все настоящие документы были тщательно изучены юристами, и теперь Татьяна Александровна Лапина являлась единственной хозяйкой столичной жилплощади.

– Лихо, – хмыкнул Казанцев и повернул голову к Тане. – А ты где живёшь?

– Тут недалеко, возле городских прудов.

– На бульваре, что ли? Это же недалеко от меня. Значит, теперь в позднее время сама особо не разгуливай, я тебя провожать буду до дома, а то вдруг украдут будущую надежду отечественного акушерства.

Татка бросила в его сторону марлевый тампон и рассмеялась. Симонова наблюдала за своими учениками и примечала любые мелочи в их общении. Костя и Таня вели себя как брат и сестра. Костя заботился, успокаивал, а Таня улыбалась и старалась не расстраивать его. Эх, хорошие ребята, просто замечательные. Прямо как её родные детишки.