Он доверял Сэди. Любовь ослепила его, и в итоге он со своим доверием остался в дураках. Привыкший заглушать свою боль, он гнал прочь воспоминания о Сэди – но он никогда не забудет, как она предала его и ребенка, которого носила под сердцем, – их ребенка. Поэтому мысль о том, чтобы снова довериться женщине, казалась ему нелепой.
Белль напряглась, когда Лукас остановился в нескольких дюймах от нее. Он стоял так близко, что ей было трудно рассмотреть его лицо, но она с удивлением заметила внезапно промелькнувшее в его глазах выражение беззащитности. Ей вдруг захотелось обнять его и прижать к себе. Но тут выражение его лица изменилось, приобретая прежнюю жесткость, и ее жалость улетучилась. «Глупо предполагать, что ему кто-то нужен», – раздраженно подумала она.
Девушка откинула волосы с лица.
– Я хочу, чтобы вы знали: единственная причина, заставившая меня остаться на Ауре, – это спокойствие Лариссы. До свадьбы осталось совсем мало времени, к тому же она сейчас обеспокоена болезнью отца Георгиоса.
Она хотела пройти мимо Лукаса, но он схватил ее за запястье и повернул к себе:
– Мне нужно извиниться перед вами.
Она была поражена.
– Что вы имеете в виду?
При свете луны ее волосы казались серебряной рекой, сбегавшей вниз по ее спине, а ее платье мерцало, придавая ей эфемерный вид. У Лукаса защемило сердце – похожее чувство он испытывал, когда смотрел на восход солнца над морем и представлял, что его отец выходит в море на своей рыбацкой лодке. По причинам, выходившим за пределы его понимания, Белль действовала на него так, как никакая другая женщина со времен разрыва с Сэди. Белль была миниатюрной, но смелой и готовой постоять за себя – такое поведение нравилось ему куда больше, чем жеманство и фальшь многих его бывших любовниц.
– Я был не прав, выместив на вас злость на первого дизайнера платья Лариссы, – признал он. – Я очень оберегаю свою сестру и поэтому не был готов заново подвергать ее риску. – Он помолчал, рассматривая изящную фигуру Белль, и вдруг увидел, что под ее платьем не было бюстгальтера. По его телу прошла жаркая волна. – Ваши работы, которые я видел, доказывают, что вы талантливый дизайнер. Ваша любовь к своему делу очевидна, как и ваше взаимопонимание с Лариссой, и я рад, что вы будете работать над ее свадебным платьем.
– Ах… – Белль была ошеломлена его извинением. Джон никогда не извинялся, даже за вспышки гнева, во время которых Белль часто доставались пощечины.
Она внимательно изучала лицо Лукаса, и, когда ее взгляд остановился на чувственном изгибе его губ, внутри ее встрепенулось желание. Когда он провел кончиками пальцев вверх по направлению к ее обнаженному плечу, по ее телу пробежала дрожь, а когда их глаза встретились, у нее перехватило дыхание. Его взгляд больше не был жестким как кремень – вместо этого он горел голодным блеском, пробуждавшим в ней первобытные желания.
– Конечно, для Лариссы будет лучше, если вы займетесь ее платьем здесь, на Ауре. – Он замолчал. Воздух между ними, казалось, дрожал от разлитого в нем напряжения. – Но я прошу вас остаться не только поэтому. Есть еще одна причина.
Его низкий бархатный голос звучал завораживающе. Он медленно опустил голову, закрыв собой луну, и сердце Белль заколотилось о ребра. Она облизала пересохшие губы.
– И какая же это… причина? – прошептала она.
– Вот эта…
Он легко коснулся губами ее губ, удивленно раскрывшихся навстречу ему. Поцелуй – нежный, медленный и невероятно чувственный – все глубже затягивал ее в водоворот страсти. Наслаждение вулканом взорвалось внутри ее. Она дрожала от желания, не поддававшегося логическому объяснению. Ее тело было напряжено как струна, и стон срывался с ее губ каждый раз, когда он снова и снова целовал ее. Она хотела этого поцелуя с той минуты, когда впервые увидела его на Кеа. Весь день она пыталась отрицать свое желание, но теперь оно прорвалось потоком чувств, противостоять которым она была не в силах.
Они медленно и чувственно познавали вкус друг друга, и наслаждение все сильнее пронзало ее. Его губы были упругими и настойчиво требовали ее отклика, и ей не приходило в голову отказывать ему – ведь именно этого она и хотела. Сначала он провел языком по контуру ее губ, а затем проник между ними. Она больше не могла думать – остались только чувства. Он обнял ее, запустив пальцы одной руки в ее волосы и лаская ее спину другой.
Лукас был сильно возбужден, и Белль чувствовала это. Но вместо того, чтобы опомниться, она ощутила волну тепла, разливавшегося внутри ее. «Ты зашла слишком далеко», – прошептал ее внутренний голос, но ее тело не желало его слушать. Всю жизнь она подчинялась жестким правилам, усвоенным в детстве. Может, это было неразумно, но она желала Лукаса слишком страстно, до дрожи. Но как это могло быть неразумным, если ей именно это и нужно?