Их любимая (СИ)

Я выгляжу спокойной. Или мне только кажется, ведь внутри ураган бушует и скоро достигнет максимальной отметки. Миллионы раз я ночами выдумывала Северским оправдания, в голове наши диалоги прокручивала, самой себе отвечала, причины их поступку искала. И заканчивались эти дурацкие попытки всегда одинаково.

Очнись, Рита, с тобой просто развлеклись и бросили, без причин - повторяла себе.

Но ошибалась, причина была. Такая, которую я не представляла даже в самых смелых сценариях.

"Приеду к вам, как только закончу здесь, - пообещал Арес, когда помогал мне выбраться из окна. - Ничего не бойся, вас с Гришей это не коснется".

Да ведь я не только за себя и сына волнуюсь, дурная его голова. Это просто...неправильно. И страшно. То, какими глазами они с Севастианом друг на друга смотрели, когда Арес передавал нас с Гришей с рук на руки младшему брату.

Мрак.

В этих взглядах жизни не было, мысли, такие одинаковые глаза и такие пустые, одна сплошная чернота, блестящая, словно стеклянная.

А за стеклом ненависть.

Нельзя так смотреть на брата. Они возненавидели друг друга, а дальше - моя очередь, в этих мужчинах, как в роботах сердца нет и места для любви тоже - это только одержимость, желание обладать, отстоять свое право сильного, первого, будто в джунглях.

И когда этой троице надоест калечить друг друга - они примутся за нас с Гришей.

Я зря вернулась сюда.

- Рит, - позвал Севастиан.

Вздрогнула и перевела глаза на водителя.

- Так и будешь молчать? - он рулит одной рукой, уголком губ выпускает серый дым в приоткрытое окно. В оранжевом свете фонарей город тоже оранжевый, машина лениво катит по полупустым улицам.

Дорога от таунхауса мелькнула быстро - один взмах ресниц.

Арес остался там.

- Высади нас здесь, - потянула к себе Гришу и кивнула в окно - на освещенную площадку возле вокзала - стоянку таксистов. - Дальше мы сами доберемся.

- Плохая идея, любимая, - Севастиан повернул голову и посмотрел на брата. Негромко чертыхнулся и тронул Тима за плечо. - Совсем хреново? Ты в клинике был? Какого дьявола за город поперся?

- Что с ним? - не упрекнула за то, что он при Грише ругается, машинально подвинулась и сунулась между сидений.

Тим бледный. Будто бы спит, и длинные ресницы кажутся угольно-черными, под глазами залегли тени и щеки ввалились, пухлые губы по цвету сравнялись с лицом.

- Господи, - тоже потрогала Тима за плечо.

Ведь он и вечером был таким, когда подкараулил нас с Гришей на выезде из поселка. А я бесилась из-за пистолета, который Гриша нашел в его машине, кричала, ругалась...

Но один взгляд на него сейчас - и моя злость утихла.

- Он в сознании?

Севастиан не ответил, добавил скорость, и машина полетела по проспекту.

- Ему нужно в больницу, - не успокоилась.

- А я куда еду, Рита?

- Ты знаешь что с ним?

- Ребро сломано.

Гриша тихонько ахнул. Сын прижался ко мне в поисках защиты, почувствовал, что мы не развлекаться едем, и его веселый настрой сменился страхом.

- Все хорошо, солнышко, - поцеловала его в макушку. - Тим пойдет лечиться в больницу. А мы в гостиницу, завалимся спать.

- Тим болеет?

- Ерунда, не сахарный. На нем все заживает, как на собаке, - Севастиан широко улыбнулся. - А ты, Григорий, болел когда-нибудь?

Он заболтал сына, и Гриша начал торопливо вываливать рассказ про свои детские болячки, разбитые коленки и температуру, при этом заверяя, что он болеть не боится, папа всегда говорит ему, что мужчина должен терпеть.

Папа - на этих словах Севастиан посмотрел на меня, криво усмехнулся. Остановил машину во дворике клиники и с непроницаемым лицом уставился на светящиеся окна.

- Сейчас узнаю и вернусь, - бросил он. Северский вышел и хлопнул дверью, и от этого хлопка Тим дернулся на сиденье.

- Рита, - он сразу позвал меня. Словно в полубреду каком-то. И я с готовностью протянула руку, коснулась его руки.

- Я здесь.

Тим замолчал, закрыл глаза. Он дышит тяжело, будто ему что-то мешает, на сиденье рядом валяется пустая упаковка из-под таблеток.

Святые котики.

Сколько он их съел, килограмм?

- Скоро пройдет, - заявил Тим. - Мне только посидеть немного. Отдохну чуть-чуть. И провожу вас в номер. Ляжете спать. А я утром приеду. И вместе позавтракаем. Да?

- Хорошо, - вздохнула и пожала его пальцы.

Не будет никакого завтрака. Если ребро, правда, сломано - неизвестно сколько он проваляется в больнице.

- Я буду рядом, - упрямо продолжает Тим. - Никому вас не отдам.

- Конечно, - щекой прижалась к спинке его кресла и посмотрела на сына.

Гриша притих, вертит свою машинку и исподлобья косится на Тима. В окно задувает майский ветер, в тишине слышно, как насекомые стрекочут в траве.

В моей руке его рука, горячая и сухая.

Пальцем поглаживаю его ладонь.

Я совсем запуталась, словно по лесу блуждаю и не знаю, где выход, может, я все дальше от него удаляюсь, и себя, и сына веду в дремучие дебри.

Его рваное дыхание слушаю, смотрю на высокую мужскую фигуру, что спустилась с крыльца и шагает к нашей машине.

Может, не могло у нас быть иначе, только вот так - чувства больные, поломанные, и вместо светлого будущего непроглядная тьма.

Может.