Их невинная пленница

Ее имя было благословением. Гэвин притянул ее за бедра, соединяя их вместе и сливаясь телами так, что нельзя было сказать, где заканчивался он и начиналась она. Мужчина вошел жестче, глубже, быстрее, желая ее все сильнее и сильнее, всю, полностью: сердце, душу, будущего с ней... всего, чего он никогда не хотел от любой другой женщины. Только Ханна заставляла его гребаное сердце биться яростнее. Ахнув, девушка кивнула.

- Гэвин.

В ее голосе слышалось безумие. Ее киска сжала его еще туже. Ему нужно выйти из нее, чтобы затем беспощадно снова войти.

- Готова кончить, Ханна?

- Гэвин.

Она отчаянно схватила его пальцами за короткие волосы, ее зеленые глаза широко распахнулись и смотрели на него с такой жаждой, как если бы у него была власть над тем, чтобы уничтожить или удовлетворить ее.

- Скажи мне, Ханна, - потребовал он, так как его собственный оргазм приближался.

- Тебе нужно кончить?

Она отчаянно кивнула.

- Гэвин!

Ее рот широко раскрылся, когда она кончила и закричала его имя. Он чувствовал, как мышцы ее киски жестко пульсируют, сжимают его член, и он не мог сдержаться больше ни на секунду. Его яйца болезненно сжались. Мужчина вошел в нее в последний раз до самого конца, захватив ртом крик ее удовольствия, и тут его охватил оргазм. Он излил все, что имел, в свою Ханну, чувствуя себя настолько великолепно, что только грех имел настолько сладкое послевкусие.

На самом деле, это и был грех. О, Боже. Он не надел презерватив. Он проигнорировал внутренний голос, который пытался предупредить его. Он трахал Ханну, женщину его братьев, не защитив ее. Он снова облажался. Его желудок сжался, взгляд помутнел. Так держать, погуби жизнь еще одной женщины. И твои братья искренне полюбят тебя за убийство именно этой избранницы. Ненависть к себе вскипела в крови Гэвина, и он резко отодвинулся. Бормоча дикие проклятия, он отвернулся. Резкие ноты пианино и мягкая поступь дали понять мужчине, что Ханна спрыгнула с фортепиано.

- Гэвин?

Она нежно, с беспокойством коснулась его плеча. Он ни черта не заслуживал этого. Все знают, какой ты замечательный со своими любовницами. Ты используешь их и забываешь о них. Ты ничего не делаешь, когда они лежат на смертном одре. Какой замечательный парень.

- Что случилось? - Ханна встала перед ним, заглядывая ему в глаза.

Он просто посмотрел. Что, черт возьми, он мог сказать? Ханна отступила назад, к своей блузке, прикрывая грудь. Она поняла, что произошло что-то ужасно неправильное. Гэвин хотел удержать ее. Слова уже сидели на кончике его языка. Я люблю тебя. Я буду заботиться о тебе всегда. Он мог сказать их. Он даже воплотил бы их в жизнь.

Зазвучала трель мобильного, напоминая ему о том, что его время истекло, стирая из мыслей фантазии о домике, обнесенном белым штакетником. Но что, если Ханна могла бы простить его ошибки прошлого? Что, если братья поймут его? Но разве это имело значение, если он сам не мог простить себя? У него нет никакого права тащить ее в скандал, который вот-вот всплывет на поверхность. Если преследователь будет верен своей угрозе, то документы, связанные со смертью Никки, скоро станут достоянием общественности, и его, а также всех кто находится рядом с ним, уже не оставят в покое. Ему придется оттолкнуть ее настолько далеко, насколько это будет возможным, даже если придется заставить ее возненавидеть его.

- Все в порядке, Ханна. Но я закончил. Теперь ты можешь идти.

Гэвин достал пижамные штаны и надел их, глядя на остатки водки, прежде чем заставить себя уйти. Он не мог видеть замешательство на ее лице еще хотя бы ​​секунду. Она была сладкая и податливая, и если бы он был лучшим человеком, она была бы в состоянии сделать его цельным.

- Поговори со мной. Пожалуйста, скажи, в чем дело.

Гэвин едва удержался от желания подойти к ней. Но он не мог коснуться ее снова, не дав слабину. Он должен быть сильным ради них обоих.

- Все в порядке, Ханна. Я говорил тебе вчера, что с удовольствием тебя трахну. Я сделал это. Было хорошо. Теперь все. Ты привлекательная девушка, но я не хочу второго раунда. Я привык к более опытным любовницам.

- Более опытным?

Казалось, слова спадали с ее уст с глухим стуком. Ее глаза стали почти бесцветными. Его сердце замерло, но он сумел пожать плечами.

- Одна ночь с моими братьями не научила тебя многому, милая.

Это была ложь. Он так привык врать, что получилось очень легко. По правде говоря, он будет мечтать о ней каждую ночь на протяжении всей своей несчастной жизни. И если он когда-нибудь и сможет трахнуть другую женщину, то всегда будет видеть в ней Ханну. Он никогда не забудет, как она прижималась к нему, пока они были вместе…