Она повернулась к нему, настороженно глядя из-под идеально очерченных бровей. Даже в пижаме с мультяшным рисунком она выглядела до боли красивой.
— Я уже хлебнула того, что они мне предлагают. Поэтому предпочту воздержаться.
— Ты несправедлива, Бэлль. Из всех, кого я знаю, ты единственная способна к снисхождению и прощению, так почему же наказываешь их за то, что я «встал в позу»? Твоя новость той ночью произвела на нас эффект разорвавшейся бомбы.
— Это не бомба, а честное признание.
— Возможно. Но на меня словно тонна кирпичей обрушилась, — Келлан вздохнул, поражаясь ее наивности. — Честное признание — сказать Эрику, что тебе нравится, как он целуется. Или Тейту, что вид его голого торса лишает тебя рассудка. Или даже сознаться в том, что тебе понравилась моя порка. Но огорошить нас сообщением о своей девственности? Это равносильно взрыву мегатонной бомбы. Признаю, я отреагировал не лучшим образом. Но не наказывай Эрика и Тейта за мой поступок.
Аннабель присела на один из белых садовых стульев, стоящих в тенистом уголке двора, и обхватила себя руками, защищаясь от утреннего ветерка. Сейчас она выглядела такой хрупкой, хотя это лишь иллюзия. Бэлль была сильной. Келлан не сомневался, что она без труда переживет его глупость. Как бы ненавистно ни было это признание, но это он был чертовым слабаком.
Осторожно, стараясь не скрипеть ножками по каменной плитке, мужчина выдвинул стоящий рядом стул и сел на него. Ему невыносимо хотелось обнять девушку, но он лишился этого права.
— Ты ведь знаешь, что я был женат?
Бэлль покачала головой, и ее длинные черные волосы мягко скользнули по плечам, — Ты не обязан ничего мне объяснять.
— Может и не обязан, но я должен. — Иначе у них ничего не получится. Она будет ждать от него чего-то большего, потому что всегда видела в людях только самое лучшее. А он снова будет причинять ей боль, потому что у него не хватает силы воли уйти. — Бэлль, я пытаюсь сохранить хоть какие-то отношения, потому что ты действительно мне небезразлична. Я даже думать не хочу о жизни, в которой нет тебя, но ты должна понять, почему все эти цветы-конфеты не для меня. Или ты настолько ненавидишь меня, что даже не выслушаешь?
Почему-то такого он от нее не ожидал. Хотя сам лучше, чем кто-либо другой, знал — один-единственный миг может изменить человека на всю жизнь. Кому, как не ему, было известно, что одно предательство способно сделать из идеалиста жестокого циника. Келлана тошнило от того, что именно он сделал с ней это.
— Не бери в голову. Я не стану тебя заставлять слушать это, — мужчина сжал пальцы в кулак, чтобы удержаться от прикосновения к девушке. — Прости.
Бэлль сама прикоснулась к нему. Кончики ее пальцев нерешительно погладили тыльную сторону его ладони… так нежно, почти неощутимо, — Подожди. Ты думаешь, что я ненавижу тебя, Келлан. Но это не так.
Взглянув на нее, он увидел перед собой так хорошо знакомое ему прекрасное лицо. Он видел его каждый день, приходя на работу. Он каждую ночь видел его во сне. Сердце буквально разрывалось на части, — Даже если бы ненавидела, я не стал бы винить тебя за это.
Девушка покачала головой, — Я знаю, что ты был женат. А поскольку до сих пор больше не женился, могу предположить, что брак твой закончился не очень хорошо.
Келлан откинулся на спинку стула. Они сидели совсем близко друг к другу, практически соприкасаясь коленями. Эта близость в полном уединении под лучами утреннего солнца облегчала ему тяжесть признания о своем прошлом.
— Это было больше, чем просто конец. Гораздо больше, — он потер рукой шею, пытаясь снять напряжение. — Я познакомился с Лайлой в юридической школе. Мы были золотой парой нашего курса.
Легкая улыбка тронула губы Бэлль, — Могу себе представить.
Временами у Келлана случались приступы головной боли, стоило лишь вспомнить о бывшей жене и ее махинациях, — Мой отец был судьей.
— В Вашингтоне, верно?