Их последняя встреча

— Тебе это было нужно.

У него были широко раскрытые карие глаза и гладкая кожа, смуглая то ли сама по себе, то ли от загара. Его волосы блестели, словно мех здорового животного.

Поворачиваясь, она задела ногой ножку стола, отчего кофе пролился на его блестящую туфлю. Она нагнулась, чтобы вытереть ее бумажной салфеткой.

— Осторожно, — предупредил он ее. — Я легко возбуждаюсь.

— Он к тебе хорошо относился?

— Очень. Представить не могу, что бы со мной случилось, какой бы я стала.

— Это из-за меня.

— Ну. Да. И из-за меня тоже.

— Одно время я жил в Кембридже, — сказал Томас. — На Ирвинг-стрит. Через несколько лет после этого.

— Я не знала.

Интересно, подумала она, как часто проходила она по этой улице? В каком из больших домов жил он? Она опиралась на переборку парома, глядя, как уносился вдаль северный город. Ветер растрепал ее волосы, которые закрыли ей лицо, и она отвернула голову, чтобы откинуть их. Как обычно в будничный день, когда не требовалось чего-то более торжественного, на ней были джинсы и белая рубашка. А сегодня еще и плащ, застегнутый на все пуговицы от ветра. Томас по-прежнему был в темно-синем блейзере, словно он спал в нем. Он позвонил еще до того, как она проснулась, опасаясь, как он сказал, что она уйдет на весь день и он не сможет ее найти. Не хочет ли она прокатиться на пароме на остров? Да, сказала Линда, она не против и храбро спросила его, почему он не пришел на ее выступление.

— Я видел тебя в зале на своем выступлении и немного нервничал. Всегда труднее выступать, когда среди зрителей есть кто-то знакомый. Я решил избавить тебя от этого.

Тут он, конечно же, был прав.

— Твои произведения, — обронила она, когда они были на пароме. — Не знаю, слышала ли я когда-нибудь…

На лице Томаса появилось выражение, которое она сама иногда ощущала: удовольствие, неумело завуалированное скромностью.

— Лет через десять твои произведения будут учить в школе, — добавила она. — А может быть, и раньше. Я в этом уверена.

Она отвернулась, давая ему возможность получить удовольствие без ее внимательного взгляда.

— Почему ты назвал сборник «Стихи Магдалины»? — спросила она через некоторое время.

Он помедлил с ответом.

— Ты должна знать почему.

Конечно, она знала и уже жалела, что спросила. Потому что этот вопрос призывал поделиться какими-то тайнами, воспоминаниями, чего она не хотела.

— Ты пишешь «Магдалина», — сказала она. — С буквой а на конце.

— Это имя так пишется в Библии. Но часто его пишут «Магдалин» — без а. Есть много вариантов этого имени: Магдала, Маделина, Мария Магдала. Ты знаешь, что маделины Пруста названы по этому имени?

— Ты долго работал над этими стихами.

— Мне пришлось оставить их. После Африки.

Последовало неловкое молчание.

— Они выходят за пределы любой темы, — быстро проговорила она. — Так всегда в хорошей поэзии.

— Это миф — то, что она была падшая женщина. Так думают только потому, что первое упоминание о ней следует сразу же после упоминания о падшей женщине.

— Ты имеешь в виду в Библии?

— Да. Вряд ли это имеет значение. Нас волнует именно миф.

— И они были любовниками?

— Иисус и Мария Магдалина? «Она служила Ему всем своим естеством[7], — говорится в Библии. Мне бы хотелось думать, что да. Но большинство ученых говорят лишь, что она дала Ему возможность быть тем, кем Он был как мужчина, — все, дальше этого они не идут. А по-моему, это звучит как замена слову «секс».

— А почему бы и нет? — задумчиво откликнулась она.

— Все, что мы действительно знаем о ней, — это только то, что она была женщиной, о которой не сказано ничего больше: например, являлась ли она чьей-то женой или матерью. И фактически сейчас о ней говорят, что она была для Иисуса женщиной достаточно значительной, чтобы он считал ее своего рода апостолом. Достаточно важной, чтобы стать первой, кто принес весть о Воскресении. Так или иначе, это феминистское толкование.

— А что означает это упоминание о семи бесах?

— Интересно поразмышлять. Лука пишет: «Мария, называемая Магдалиной, из которой вышли семь бесов»[8]. Мы не знаем, возможно, она была поражена какой-то болезнью вроде эпилепсии? Или это было какое-то эмоциональное, душевное недомогание? Может, она была просто сумасшедшей?

— В любом случае, твои стихи изысканны.

На правом борту Линда увидела Роберта Сизека, который держался за поручни, словно капитан корабля. Возможно, он изучал горизонт, как это обычно делают люди, которых вот-вот стошнит от морской болезни. Она сомневалась, чтобы он помнил свое выступление накануне вечером или даже то, что находился в зале. На скамьях парома сидели подростки, слишком легко одетые для такой прогулки — серебряные колечки в их пупках ловили солнечный свет. Их присутствие напомнило ей, что сегодня суббота. У всех девушек волосы были разделены на прямой пробор и туго стянуты в хвост. Ее же волосы придавали ей старомодный вид, — Линде не удавался современный, более приглаженный стиль. Волосы девушек болтались на ветру, действительно как конские хвосты.

— А что случилось с Питером? — спросил Томас, подкуривая сигарету. Вопрос застал ее врасплох.