Их последняя встреча

— На второй день Джин и Рич отправились на остров, где произошло то убийство. Яхта стояла на якоре прямо возле острова — у него было отвратительное название Сматтиноуз[15], — и мы с Эдалин остались на судне одни. Мы просто разговаривали. Она потеряла дочь после бракоразводного процесса и рассказывала мне об этом. — Он почесал голову. — Какая ирония судьбы. Подумать только, я утешал ее, и всего через несколько часов сам потерял дочь. — Томас положил голову на руки, через минуту поднял глаза. — Я случайно увидел на острове каких-то людей и решил, что это, должно быть, Рич и Джин. Подумал, не махнуть ли им рукой. Взял бинокль и увидел, что Рич и Джин обнимаются. Джин была по пояс голой.

Линда задохнулась. Картина была шокирующая, даже в этом мире шокирующих вещей.

— Некоторое время я смотрел на них, а потом просто не смог вынести. Эдалин все тормошила меня: «Что, Томас? Томас, что?» Но я не мог говорить. И не знаю, почему это так меня беспокоит, даже сейчас. После всего остального…

Он откинулся в кресле.

— Ведь это был твой брат, — напомнила Линда. — И это была твоя жена.

— Прямо как в Библии, — усмехнулся Томас. — И вообще, что такое секс? — спросил он. — Снять рубашку перед своим деверем — это секс? Формально? Где граница?

— Ее нет.

— Конечно, нет. — Он глубоко вздохнул. — Я просто с ума сошел. Не мог ясно соображать. Черт, я только и думал о том, что увидел. А потом, когда они вернулись… — Он сделал паузу. — Надвигался шторм. Серьезный шторм. Я не моряк, но даже я понял, что дело плохо. Не было времени выяснять отношения с Ричем и Джин. — Теперь, говоря, Томас постоянно качал головой. — И среди этого шторма, при таком напряжении, никто из нас не обращал внимания ни на что другое.

Он вдруг встал, словно набираясь мужества, чтобы рассказать остальное. Подошел к окну.

— Мы думали, что Билли в безопасности с Эдалин. У Эдалин была морская болезнь, и она лежала в передней каюте вместе с Билли, которую тоже начинало тошнить. Рич, Джин и я пытались выровнять судно и добраться до берега. — Томас потер глаза, как это делают только мужчины: сильно, даже яростно. — Эдалин оставила Билли лежать на койке и вышла через передний люк глотнуть воздуха. Может, чтобы ее вырвало. Я знаю, она думала, что Билли не встанет.

Томас принялся расхаживать по комнате. Он подошел к застекленным дверям и прошел через них в гостиную. Взял маленькую вазу, снова поставил. Вернулся в спальню.

— Мы с Джин пытались надеть на Билли спасательный жилет. И, кажется, думали, что сделали это, или, может быть, нас прервали, — я сейчас не помню. Но мы должны были знать это наверняка. Билли не хотела носить его, она могла быть очень упрямой. Надо было заставить ее надеть жилет и не спускать с нее глаз. Если бы потребовалось — привязать к яхте.

Линда закрыла глаза. Это могло быть просто минутным невниманием. Сдавая назад, не заметить, что твой ребенок оказался позади машины. Во время ссоры с мужем не увидеть, что ребенок влез на подоконник. Одна секунда. И все.

— Эдалин упала за борт. Я прыгнул за ней. Рич пытался удержать яхту прямо. Джин была на грани безумия. И потом… и потом, я думаю, Рич заметил первым. — Томас поднял глаза к потолку. — О Боже, это наказание нам, не так ли? Эти воспоминания. Словно удар ножом в грудь. Ты уже знаешь все, хотя разум еще не приемлет. «Где Билли?» — спросил Рич.

Томас остановился. Посмотрел на Линду.

— Вот так, — заключил он. — На этом и закончилась моя прежняя жизнь.

— Томас.

И никаких других слов. А ведь они докапывались до нужных слов, изобретали их.

— Я месяцы был как сумасшедший. Безумный. С криком просыпался среди ночи. Рич вбегал в комнату — он тогда постоянно жил со мной — и силой удерживал меня в кровати.

— Томас.

Он оперся спиной о дверной косяк — руки в карманах, рубашка выпросталась из брюк.

— Мне казалось это важным — рассказать тебе ту историю.

Их взгляды встретились, но никто ничего не сказал. Наверное, земля успела сделать оборот за то время, что они молчали.

— Я не стану заниматься с тобой любовью, пока ты ждешь новостей от сына, — проговорил наконец Томас. — Хотя я хочу этого.

Линда подтянула к себе колени и положила на них голову, чтобы Томас не видел ее лица. Он не двинулся с места, чтобы прикоснуться к ней.

Подробности делают его рассказ невыносимым, подумала она.

Линда прижалась лбом к ногам. Она знала, что любое ее движение скажет все, что только можно было бы сказать. Если она встанет и подойдет к окну, то станет понятным, что прошлое нельзя вернуть назад, ничего нельзя изменить. И тогда Томас возьмет свой галстук и куртку и, возможно, спросит, когда улетает ее самолет, может быть, даже поцелует в щеку, хотя этот жест будет уже бессмысленным. Если она встанет и подойдет к окну, это разрушит всякие надежды — раз и навсегда.

— Не нужно мне было этого говорить, — произнес он.

— Ты можешь говорить все, что тебе заблагорассудится.

— Секс и горе — между ними есть какая-то связь, которой я никогда не понимал.

Потребность оставаться живым, подумала она, но не сказала.

— Я ухожу. — Он был уже в дверях.