Их позвал горизонт

3 января на широте 87°30′ Скотт объявляет свое решение. Трое завтра возвращаются. К полюсу пойдут пятеро: бакалавр медицины, врач Эдвард Уилсон, квартирмейстер Эдгар Эванс, капитан драгунского полка Лоуренс Отс, лейтенант корпуса морской пехоты Генри Боуэрс и сам Скотт.

Решающий бросок к полюсу — награда. Трое возвращающихся ужасно огорчены. "Бедный Крин расплакался", — записывает Скотт.

Четыре дня спустя, когда пурга на сутки задержала полюсный отряд, когда у Скотта появился свободный час времени, он пишет о тех, кто идет к полюсу: "Я не нахвалюсь своими товарищами. Каждый исполняет свой долг по отношению к другим. Уилсон… как врач постоянно настороже, чтобы облегчать и исцелять небольшие недомогания и боли, неизбежные при нашей работе;…как повар — искусный, заботливый, вечно придумывает что-нибудь, что может скрасить лагерную жизнь, и, наконец, крепкий, как сталь, в работе. Он не слабеет от начала до конца каждого перехода. Э. Эванс работник-богатырь, одаренный поистине замечательной головой. Теперь только я уясняю себе, как много мы обязаны ему… Каждые сани и каждое к ним приспособление, палатки, спальные мешки, сбруя — все это дело его рук. И когда при этом нельзя припомнить ни единого слова, выдающего неудовольствие или нетерпение, то станет ясно, какой он ценный помощник… Маленький Боуэрс — чудо природы. Он всегда в хорошем настроении. Всю продовольственную часть я предоставил ему, и он в любую минуту знает в точности, сколько у нас чего… Он ведет обстоятельнейший и добросовестнейший метеорологический журнал… Теперь… еще взял на себя обязанности фотографа и ведение астрономических наблюдений. Ничем он не тяготится, никакой работой. Трудно заманить его в палатку. О холоде он как будто забывает… Каждый в своей области неоценим. Отс был незаменим при лошадях. Теперь он неутомим на ногах, исполняет свою долю лагерной работы и не хуже всех нас переносит труды и лишения. Я не хотел бы остаться без него. Таким образом, лучшего подбора людей не придумать…"

Первые дни им сильно мешают поперечные заструги. Кажется, вокруг море острых, мерзлых волн. Температура постоянно держится около минус 30°, заструги покрыты щетиной острых ледяных кристаллов, и сани совершенно не скользят по этой ледяной щетине.

"Теперь мы делаем немного больше 1 1/4 мили в час, и это результат больших усилий".

9 января позади рекордная широта Шеклтона. Час за часом, день за днем они налегают на лямки. "Ужасно тяжело идти… как видно, чтобы дойти туда и оттуда, потребуется отчаянное напряжение сил… До полюса около 74 миль. Выдержим ли мы еще семь дней? Изводимся вконец. Из нас никто никогда не испытывал такой каторги".

13 января достигнута широта 89°9′. До полюса — 51 миля. "Если и не дойдем, то будем чертовски близко от него".

15 января до полюса остается всего три десятка миль. "Дело, можно сказать, верное". До самых последних дней они не были уверены, что хватит сил дойти. Теперь уже ясно — дойдут! И только теперь в дневнике появляется упоминание об Амундсене: "Единственная грозная возможность — это если опередил нас норвежский флаг".

Уже следующий день дает ответ на самый главный для них вопрос черный флажок, привязанный к полозу от саней, остатки лагеря, следы лыж, отпечатки собачьих лап.

"Ужасное разочарование! Мне больно за моих верных товарищей".

Нет, они не испытывают радости победы. Только горечь поражения.

17 января. "Полюс!.. Великий боже! Что это за ужасное место и каково нам понимать, что за все труды мы не вознаграждены даже сознанием того, что пришли сюда первыми!"

В тот самый день, когда Скотт писал эти строки, Амундсен уже завершал обратный маршрут. Резким контрастом звучит его запись, кажется, речь идет о пикнике, о воскресной прогулке: "17 января мы добрались до продовольственного склада под 82-й параллелью… Шоколадное пирожное, поданное Вистингом, до сих пор свежо в нашей памяти… Я могу привести рецепт…"

Фритьоф Нансен: "Когда приходит настоящий человек, все трудности исчезают, так как каждая в отдельности предусмотрена и умственно пережита заранее. И пусть никто не является с разговорами о счастье, о благоприятных стечениях обстоятельств. Счастье Амундсена — это счастье сильного, счастье мудрой предусмотрительности".

Вы помните, еще до начала "гонок" Амундсен получил преимущество. Он построил свою базу на сотню километров ближе к полюсу, на шельфовом леднике Росса.

Возможность зимовки на леднике всегда и всем казалась еретической слишком уж велика опасность.

Дело в том, что всякий ледник находится в постоянном движении, ползет, так как лед пластичен. Но нижний конец шельфового ледника выдвинут в море, находится на плаву. Поэтому при сползании ледника огромные куски его обламываются и уплывают в океан.

Кто может поручиться, что это не произойдет во время зимовки?

Читая отчеты антарктических мореплавателей, Амундсен убедился, что в районе Китовой бухты конфигурация ледника за 70 лет со дня ее открытия практически не изменилась. Объяснение этому могло быть только одно: ледник покоится на неподвижном основании какого-то "подледного" острова.