Их «заказали» в кафе

Анжела убежала по длинному и широкому коридору. Артур стал прогуливаться взад-вперёд, осматривая дубовые двери, позолоченные ручки, узорчатый паркет, который отражал в себе мебель, словно свежезалитый лёд. В холле, куда Артур забрёл ненароком, было спокойно, тихо и уютно — диван, два кресла светлой кожи и восьмиугольный журнальный столик с пепельницей посередине.

Артур подошёл к зеркальным окнам, отодвинул шёлковые, как взбитая морская пена, занавески. Хотел осмотреть окрестности элитного дома с высоты шестого этажа, но послышались быстрые шаги. Под аркой, ведущей в длинный коридор, появилась Анжела, уже переодевшаяся в бархатный, чёрный с золотом халат до пола и запеленавшая голову лиловой чалмой. Выглядела она жалко и растерянно, а, встретившись глазами с Тураевым, смущённо развела руками.

— Артур, я нигде не смогла найти этот ключ! Думала, что он в библиотеке, в шкафчике, или в ящике письменного стола. Позвонила в фирму Арнольду — он там всё проверил и тоже ничего не обнаружил…

— Вам предъявляли вещи мужа, которые были при нём в момент самоубийства?

Артур особенно не удивился — он ждал подобного развития событий.

— Да, я их получила под расписку. Но именно этого ключа там не было. Мне принесли другие ключи — от квартиры, дачного дома, машины, двух гаражей. Разумеется, ещё от кабинета в фирме и нескольких сейфов, которые мы с Арнольдом уже проверили. Если вас интересует, что именно там лежало, брат расскажет. Но, по-моему, свет на случившееся с Евгением эти бумаги не проливают. Обычная деловая корреспонденция… Да, кстати, как насчёт того, чтобы выпить «Мартини» с оливками? — гостеприимно улыбнулась Анжела, и светлые глаза её под тяжёлыми веками блеснули жизнью. — А я тем временем, как следует, поищу ключи. Повспоминаю, подумаю…

— Нет, благодарю вас. Я приехал сюда работать. — Тураев не любил срываться куда-то понапрасну. — Хочу предложить вам свой вариант. Только если он абсолютно неприемлем, поступим по вашему сценарию. Кроме нас двоих в квартире никого нет?

— Я же сказала — ни одной живой души! Разве что кошка, — Анжела решила быть откровенной до конца. — Уборщица придёт позже. А вы чего-то опасаетесь? — В голосе Анжелы мелькнула тревога.

— Да нет — кого мне опасаться? Просто, если мы одни, больше ни у кого не нужно спрашивать разрешения. Я хочу «медвежатника» позвать, чтобы нам не искать ключи и не терять драгоценное время. — Тураев заметил, что хозяйка вздрогнула и напряглась. — Вы не бойтесь. Это классный специалист, и ваш сейф не испортит. Он их по пять-семь на дню вскрывает. Работает на МВД, ФСБ, армию, администраторов самого высокого рангов. Если вы не возражаете, я позвоню ему немедленно, и сейф будет открыт в течение получаса. За плату, конечно, но вам она по средствам.

— Конечно, заплачу. Не в этом дело! — спохватилась Анжела, поняв, что ведёт себя неподобающе. — Я никогда с «медвежатниками» дела не имела, и не знаю, как отнёсся бы к этому Евгений. Но для того, чтобы узнать его тайну, я вынуждена согласиться. Только пусть ваш умелец работает аккуратнее — муж очень этим сейфом дорожил.

— Даже если он что-то и повредит, то потом исправит.

Тураев понял, что вдова Субоча созрела. Скорее всего, она подозревает, что в домашнем «Айко» хранятся важные или ценные материалы, и сгорает от желания поскорее открыть дверцу.

— Мне нужен телефон.

— А ваш специалист скоро приедет? — Анжела вынула из кармана халата изящную «трубочку». — А то я могу послать за ним машину.

— У него своя «девятка», это не проблема. Другое дело, что мастер может быть в данный момент занят. Тогда, с вашего позволения, придётся подождать. Константин Николаевич никогда не пользуется чужими инструментами и машинами — у него правило такое. Единственное, что нужно будет сделать, — встретить его у подъезда и провести через пост охраны.

* * *

Кабинет Евгения Субоча оказался не таким просторным, как ожидал Тураев, но стильным, обставленным с безупречным вкусом, напичканным всевозможной оргтехникой. Компьютеров здесь оказалось даже два — стационарный и ноутбук на прибранном, без единой пылинки, столе.

Во время работы Константин Николаевич попросил посторонних удалиться, как делал это везде и всегда. А после, зажав в зубах папиросу, принялся за дело. На окружающее великолепие он не обращал никакого внимания. Не отвлекал аса от работы и огромный цветной портрет хозяина, прислонённый к корзине белых хризантем. Тураев насчитал там шестнадцать цветков — четырежды четыре, роковое число, обозначающее самое ужасное на свете горе. Единственное, что не давало «медвежатнику» покоя, — стакан водки, по обычаю прикрытый кусочком хлеба.