Невероятно длинный день, начавшийся в Упорном переулке, заканчивался на Новослободской. Он вместил в себя столько, сколько иной раз не вмещали недели и месяцы. Лилия Олеговна навзрыд ревела за своим столом, уже не обращая внимания на майора Тураева, который, ни слова не говоря, поднял трубку и набрал нужный номер.
После того, как уже третья любовница покончившего с собой человека ушла вслед за ним, Артур окончательно убедился — девицы подчиняются командам из единого центра. Центра, которому чем-то очень помешали Евгений Субоч, Кирилл Железнов и Гавриил Старшинов.
Глава 3
— Скорее всего, самоубийство Гавриила Степановича действительно обусловлено его связью с Кариной, которую в действительности звали Натальей. Наталья Борисовна Швец, семьдесят седьмого года рождения. Бывшая массажистка, приехала в Москву из Волгограда. Позавчера вечером она покончила жизнь самоубийством, приняв цианистый калий. По этой причине мне не удалось поговорить с ней, но эта беседа и не имела бы серьёзного значения…
Тураев и братья Старшиновы сидели в баре при Теннисном центре, отыграв каждый по два гейма и приняв душ. Четвёртый парень из их компании, поняв, что он здесь лишний, деликатно удалился под благовидным предлогом. Собравшиеся за крайним столиком говорили тихо, почти шёпотом, хотя в эти утренние часы бар был практически пуст.
Первым сюда начал заезжать Михаил Старшинов, который никак не мог отстать от теперешней моды на теннис, и приучил младшего брата. Тураев несколько лет занимался на «Динамо» и ещё не потерял форму.
Миша и Стёпа были очень похожи на свою мать, а от отца унаследовали только высокий рост и сухощавую фигуру. Гавриил Степанович приехал в столицу из Вологды, а его будущая супруга Лена Дроздецкая родилась в Чернигове. Оттуда и привезла она яркую южную красоту.
— Неужели колдовка траванулась только потому, что ты пожаловал?
Степан даже забыл про фирменный коктейль. Михаил сосредоточенно тянул его через соломинку, а Артур уже прикончил свою порцию.
— Наталья Швец, похоже, кому-то дала слово крепко хранить тайну. Наверное, на такой случай у них был предусмотрен вариант с цианистым калием. Лучше всего молчат именно мёртвые. В связи с этим я признаю на девяносто девять процентов ошибочной первоначальную, чисто бытовую версию. Поначалу я думал, что ваш отец свёл счёты с жизнью из-за семейных неурядиц и неприятностей со здоровьем.
Артур знаком попросил принести ещё одну порцию безалкогольного коктейля. Все трое были в ослепительно-белых футболках и шортах, с влажными волосами и не просохшими лицами. Какие-то девицы, расположившиеся около стойки, попытались привлечь внимание симпатичных молодых мужчин, но не преуспели в этом и принялись истерически хохотать.
— Но не сама же Карина, то есть Наталья… Зачем ей? — Степан ничего не понимал. — А, с другой стороны, очень похоже на правду.
— Скорее всего, красавица была лишь орудием в чьих-то руках, — согласился Тураев. — Степан назвал имя человека, у которого были счёты с судьёй. Не берусь утверждать, что именно он стал заказчиком, но это вполне возможно. Следует собрать о нём как можно больше сведений, и сделать это не так уж трудно. Ничего больше на данный момент сообщить не могу. — И Артур взялся за бокал.
Лежащий на столике мобильник проиграл мелодию «К Элизе» Бетховена — значит, кому-то потребовалось срочно связаться с Тураевым.
— Извините. — Он взял трубку. — Слушаю вас.
— Артур, здравствуйте!
Анжела Субоч говорила невнятно, гнусаво — кажется, она плакала. На сей раз рыдала по-настоящему, захлёбываясь слезами. Голос её прерывался и угасал, сменяясь бульканьем. — Приезжайте немедленно, я скажу вам очень важную вещь. Кажется, всё прояснилось…
— Где вы? В Мнёвниках? — Артур уже вставал из-за стола.
— Да, да! Я встречу вас у входа. Дорогой мой, умоляю, не задерживайтесь! Может быть, за вами прислать машину?
— Нет, сегодня я на колёсах. Сейчас же выезжаю.
Тураев ободряюще, но слегка кривовато улыбнулся братьям Старшиновым.
— Это моя знакомая. У неё, похоже, большие проблемы. А вам я обязательно позвоню, как только появятся новости.
Через сорок минут он уже шёл навстречу Анжеле Субоч. Да, это была всё та же стройная ухоженная дама, но всё-таки казалось, что она постарела лет на десять. Сладкой, пасмурной, влажно-томительной осени Анжела не видела: она смотрела в одну точку и плакала.
Плакала она без перерывов, теперь уже и без всхлипываний — слёзы просто текли по лицу, как дождевые капли по стеклу. Тураев мог поклясться, что самоубийство мужа не вызвало у Анжелы и сотой доли нынешних эмоций. Тогда она выглядела молоденькой и даже слишком кокетливой, жеманной. Теперь же Анжела позабыла о макияже и одежде. Тёмная шаль, светлый плащ, случайно надетые туфли с тремя ремешками, на тонких каблуках. И застывшее, будто гипсовое, лицо.
— Пойдёмте скорее в квартиру… О, Господи!