– Вот что, Анна! – Карие глаза Анатолия Витальевича вспыхнули яростью. – Или ты соглашаешься, или завтра утром кладешь мне на стол заявление об уходе! Терпеть у себя в фирме своенравных девиц я не намерен!
– А может, мне его прямо сейчас написать?
– Тогда вернись в отдел кадров, и чтобы с завтрашнего дня духу твоего в моей фирме не было!
Я вздрогнула, будто мне отвесили пощечину. Растерянно взглянула на шефа, еще вчера казавшегося мне приятным человеком.
– Или садись в мою машину, или пиши заявление об уходе! – В его голосе прозвучали стальные нотки.
Все еще не до конца осознавая, что подписываю нам с Евой приговор, я гордо расправила плечи и застучала каблучками в сторону отдела кадров.
– Анатолий Витальевич, конечно, меняет женщин, как перчатки, но ни одна еще не писала заявление об уходе по такой глупой причине, – сочувственно посмотрела на меня кадровичка Элеонора. – Он быстро остывает к своим любовницам. Потерпела бы его месяц-другой – глядишь, и на повышение пошла бы. А так – с дитем, без работы, без мужа…
– Что значит «потерпела бы»? – Моё лицо покрылось красными пятнами.
– Молодая ты еще и глупая. Думаешь, он тебя так просто на новую должность назначил два месяца назад? Нет, конечно! Он тебя под себя надеялся получить. И куда ты теперь пойдешь? За садик и квартиру платить чем будешь?
Я не ответила. Размашистым почерком написала заявление, молча поставила все нужные подписи и вышла на улицу.
Почти стемнело. Стало очень холодно – пронзительно, по-осеннему. Я добежала до своей машины, одиноко белевшей на парковке, и быстро забралась внутрь.
Меня трясло так сильно, что стучали зубы. Закуталась поплотнее в плащ и повернула ключ в зажигании, чтобы включить сплит-систему на обогрев.
На сотовый пришло сообщение от нянечки:
На миг зажмурилась. Захотелось плакать, но я себе запретила. Врубила песни «Epilogue», и машина сорвалась с места. Перекресток, светофор… пробка, еще одна… Я не успею добраться до садика за пятнадцать минут. У моей неуклюжей Евы случится истерика: она боится охранников.
В порыве отчаяния начала набирать номер свекрови – та жила в десяти минутах ходьбы от садика. Но свекровь, как назло, не брала трубку.
И вот тогда я расплакалась по-настоящему.
Мы с Евой остались без дохода, один на один со всеми счетами и долгом за ипотеку.
Будущее исчезло. На него, казалось, накинули покрывало из мрачной, непроглядной тьмы, от которой не было никакого спасения.
Глава 2
Солнечное утро. Пятница. Ева, счастливая до одури от того, что ей разрешили остаться дома, носится по квартире в пижаме с розовыми звездочками и заливисто смеется. Как мало надо детям для счастья!
Я давлюсь остывшим чаем, кутаюсь в домашний халат и пытаюсь связаться с ее отцом по скайпу. Увы, похоже, в Скандинавии не везде ловится интернет.
– Ева, надень носки, пол холодный! – бурчу я. – Отопление еще не включили, а ночью было холодно.
Увы, письма остались без ответа. Валере важны только заснеженные вершины на фотографиях. На письма в интернете у него нет времени.
…Следующие две недели я пыталась найти новую работу. Вакансии, вакансии, собеседования… все тщетно. Как будто меня прокляли. Деньги почти закончились, я задолжала за садик, а Валера так и не ответил ни на одно мое письмо. А ведь я написала ему их тридцать четыре.
Еще две-три недели такой жизни, и коллекторы выселят нас с дочкой из квартиры.
Неделю спустя деньги на ипотеку перевели мои родители.
– Что же такое, Аня? Почему тебя нигде не берут на работу? – сокрушалась моя мама по скайпу.
– Я не знаю, мам… как будто прокляли меня. Резюме безупречное, а работодатели дружно пишут мне отказы, один за другим, – чуть не плакала я.
По-настоящему я плакала по ночам, уткнувшись носом в ледяное стекло кухонного окна. Ева крепко спала в своей кроватке, а я злилась на безответственного Валеру, так и не ответившего ни на одно мое письмо, на собственную беспомощность…
Письмо на почтовый ящик от менеджера рекрутингового агентства Дарьи пришло ранним утром двадцать седьмого октября. Я находилась на грани нервного срыва, потому что деньги, присланные мамой, таяли слишком быстро, а брать новый заем было попросту негде.