А Майки один за другим штурмует медицинские университеты, или школы, как они здесь называются. Его мать уверена, что его примут сразу во все. Да и мы тоже. Но наш рыжик все равно нервничает и продолжает проверять почту каждое утро. Предложений от различных вузов у него предостаточно, каждый предлагает лучшие условия, кредиты и скидки, но Салливан настроился только на лучшие учебные заведения, поэтому и не спешит.
Мне дается очень тяжело вернуться в школу и появиться на выпускном. Летящее голубое платьице с закрытым воротом, аккуратные туфельки, убранные в завитушку на затылке волосы — мало кто из одноклассников сразу узнает во мне прежнюю Элис. Но теперь я такая и только такая.
Осторожно иду вперед, и толпа расступается передо мной. Мне страшно от того, что все смотрят, но я выдерживаю их полные жалости взгляды, ведь со мной мои рыцари — Майки и Джимми.
Один — в тройке с жилетом, (которую все утро наглаживала прислуга), другой в простоватом костюме, купленном на сэкономленные на обедах деньги. Красивые и статные, из угловатых юнцов в одночасье превратившиеся в мужчин. Мои парни, моя гордость.
Мы идем, и присутствующие наблюдают за каждым нашим шагом. Потому что наша троица откровенно странная. Мы не пускаем никого в наш мир, сторонимся чужаков, открыты только друг для друга и совершенно непонятны для всех остальных. Чудаки, безумцы… оригиналы!
Возможно, мне даже завидуют. Смотрят, как я кружусь в танце то с одним, то с другим, как обнимаю их или беззастенчиво целую в губы у всех на виду, и чувствуют зависть.
Просто люди не видят твоей боли. Им удобнее ее не замечать. Особенно, если она не проступает уродливыми шрамами на коже. Им важно то, что у тебя снаружи, а заглядывать в душу — совершенно не обязательно. Хватит и внешнего лоска (или его отсутствия), чтобы моментально дать соответствующую оценку.
— Ну, как, ты, расслабилась? — Спрашивает Джимми, уводя меня подышать на улицу.
Мое тело все еще как камень. Я устала от пустых разговоров, и все, чего мне сейчас хочется, это оказаться втроем где-нибудь подальше от всего этого. Черт возьми, и где же та девчонка, которой было на всё насрать, а?
— Кажется, да. — Говорю, останавливаясь у самого края нижней ступеньки.
— Майки там не на шутку разошелся, — он небрежно достает из кармана сигарету и прикуривает, не боясь, что кто-то из учителей его застукает. — Бросился отплясывать с ботаниками из научного кружка!
Я вдыхаю вечерний воздух, перемешанный с дымом, и улыбаюсь:
— Ему еще придется отбиваться от наших девчонок. С одной стороны его окружили зубрилы, а с другой — сами королевы школы. Одна из популярных девочек даже спрашивала, не встречаюсь ли я с ним, представляешь?
— Да… Майки похорошел. Настоящий красавчик. — Парень задумывается на секунду. — А уж его этот пьяный взгляд из-под полуопущенных ресниц…
И мы смеемся.
— Это ты пронес алкоголь? — Интересуюсь.
— Нет. — Джимми отмахивается, наклоняется и невзначай касается моего плеча. — Наверное, кто-то из заучек. Поверь, они тоже способны.
Не понимаю, что в нем такого. Джимии горячее, чем раскаленный кузов машины на солнцепеке. Меня обжигает каждый раз, когда я нахожусь достаточно близко, чтобы протянуть руку и коснуться его.
— В любом случае… — осекаюсь, пряча взгляд.
— Что ты ответила? — Спрашивает уже серьезно.
— О чем ты? — Выпрямляюсь.
— Что ты ответила, когда тебя спросили, не встречаешься ли ты с нашим Микки?
Я замираю. Смотрю в его глаза и понимаю, что давно не смотрела в них. В последние два месяца мы были ближе друг к другу, чем когда-либо, но никогда не встречались взглядами. Я закрывалась. Я все это время была только в себе.
— Что? — Хлопаю ресницами. Сглатываю, пытаясь сделать это незаметно, но по тому, как впиваются глаза парня в мою шею, понимаю — увидел.
— Что ты им ответила?
Он наклоняется снова. Дым из его ноздрей касается моего лица. Я пошатываюсь и невольно закашливаюсь. Его дыхание обжигает. И это приятно — вот так обжигаться.
— Это важно? — Чувствую, как напрягаюсь.
Тело деревенеет, а сердце начинает буйно атаковать грудную клетку.
— Не знаю. — Мотает головой.
Ждет ответа. Шум музыки за спиной стихает, слышно, как кто-то из учителей опять толкает речь. Я остаюсь стоять неподвижно и смотреть в лицо Джимми.
— Ты не потанцевал с Мэгги. — Говорю надтреснутым голосом. — Она обиделась.
Он хмурится. Хочет избежать темы, на которую я сворачиваю, но не может. Все наши вопросы и недомолвки, увы, лежат в одной жизненной плоскости.
— У нас с ней… ничего нет.
— Но ты периодически ночуешь у нее. — Эти слова срываются у меня с языка неосознанно и очень быстро.
Это просто предположения, но они, кажется, попадают в точку, потому что Джимми, подняв руки, вдруг замирает. Спотыкается, забывая, что хотел мне что-то сказать.
— Это Майки тебе сказал?
— А он тоже знает?
Парень отводит взгляд, стряхивает пепел с сигареты:
— Нет.
— Он бы тебя не выдал. Можешь поверить.
— Тогда… откуда?