Их женщина

Целует меня в лоб. А меня уже трясет от неясного волнения, потому что из гостиной слышатся знакомые шаги.

— Привет. — Говорит Джимми. Его появление едва не сбивает меня с ног. — Познакомься, это Элли. Она очень хорошая. Когда-то мы с ней и с дядей Майки были очень дружны.

Я не понимаю, кому он говорит это. Но тут из-за его спины показывается девчушка. Длинные светлые волосы, вьющиеся на концах, слегка вздернутый носик, пухлые губки и выразительные голубые глазищи, обрамленные длинными ресницами — совсем как у ее отца. Она похожа на куколку или на сказочную принцессу. Стоит в дверях и комкает пальцами подол синего платьица.

— Элли, это Софи, моя дочь. — Виновато (или мне показалось?) представляет ее мне Джимми.

— О… — теряюсь я, но тут же спохватываюсь: — Привет. — Жму ее маленькую ручку. Несмотря на ангельский вид, девица достаточно рослая — доходит ростом мне до груди. — Привет, Софи.

— Здравствуйте. — Смущается она, хлопая глазками.

— Ты голодна? Хочешь перекусить? — Спрашиваю.

Девчонка топчется на месте.

— Печенье с молоком?

— Ага. — Соглашается.

— Твой папа тоже любил молоко. — Улыбаюсь я.

Почему-то мне хочется расплакаться. И я предпочитаю не смотреть на застывших на пороге мужчин. Достаю молоко, наливаю в стакан, раскладываю рассыпчатое печенье на блюдце.

— Давай. Я отнесу на веранду. — Майкл берет поднос. — Пойдешь со мной? — Обращается он к малышке. — Поможешь?

— Да. — Кивает она, бросая взгляд на отца.

— Тогда бери вот эту тарелку с бутербродами. — Весело подмигивает ей мой муж.

Я не верю, что он это делает. Зачем? Нет, мне нельзя оставаться с Джимми наедине.

Но это уже происходит.

Девчонка послушно бежит за другом отца, оставляя нас двоих в кухне.

— Ты изменилась. — Джимми говорит это очень тихо.

— Да. — Отвечаю, теряясь под его взглядом. — Прошло ведь больше семи лет.

Натягиваю на онемевшие губы улыбку.

Джимми подходит ближе, и я перестаю дышать. Ощущение от его присутствия заполняет меня целиком. Оно парализует.

— Ты стала еще красивее. — Произносит он. — Невыносимо красивая Элли.

Поднимает руку, и на короткое мгновение мне кажется, что мужчина хочет погладить меня по щеке. Но вместо этого он запускает пальцы в свои волосы и растерянно улыбается.

— А ты возмужал. — Шепчу я, буквально съеживаясь.

— Спасибо. — Пожимает плечами. Вот теперь на самом деле тянется ко мне и берет мою руку в свою. — Кажется, что все было только вчера. Но все изменилось, да? Нас всегда было трое. А теперь… — От этого прикосновения у меня перестает биться сердце. Джимми касается большим пальцем гладкого ободка моего обручального кольца: — А теперь вас только двое.

Я физически чувствую, как разбивается мое сердце, но все равно сквозь слезы сбивчиво бормочу:

— Да. Теперь так. Это навсегда.

И, закусив губу, медленно отдергиваю руку.

А кожа на том месте, где он только что ее касался, продолжает гореть. Как и мои щеки, моментально вспыхнувшие под его настойчивым, бесстыжим взглядом.

Джеймс

Смотрю, как она спешно убегает, и на мое лицо выбирается радостная улыбка. Клянусь, моя жизнь будто озарилась светом — рядом с Элли я снова живой, снова чувствую, как кровь бежит по венам.

Только увидев ее смущение, увидев знакомый блеск в глазах, румянец, разливающийся по щекам, я вспомнил, чего лишился, от чего замирало сердце и разрывалась когда-то на части душа. Вспомнил, каким ощущал себя счастливым и влюбленным рядом с этой прекрасной девушкой, и каково это, когда от одного только ее взгляда мутнеет рассудок.

И это происходит со мной снова. Дыхание прерывается, по телу бегут мурашки, а состояние такое, точно прыгаешь со скалы — стремительное падение в бездну, где твоим телом правит невесомость: ноздри щекочет ее аромат, похожий на шейк из молока и розовых лепестков, пальцы почти ощущают под собой бархат ее кожи, а во рту чувствуется сладкий вкус девичьих губ.

Это божественно…

И от осознания того, что я сам однажды отказался от всего этого, грудь пронзает тупой, ноющей болью. И боль эта — единственное, что не дает мне сейчас броситься за ней, догнать, схватить в охапку и изо всех сил прижать к себе.

А еще Майкл. У которого теперь помимо моральной, есть еще и вполне законная причина считать Элли своей. Он — ее муж.

Я беру тарелки с закусками, выхожу на веранду и присоединяюсь к ним. Мы сидим под светом тусклой лампы, которую по очереди атакуют все виды насекомых, слушаем шум ветра и разговариваем о жизненных мелочах. Так обыденно и легко, словно и не было стольких лет, разделивших наши жизни на «до» и «после».

Спустя час Софи засыпает под звук нашей беседы. Я отношу ее в дом и укладываю на диване. Возвращаюсь и наливаю нам троим еще вина. Пока мы с Майки по очереди рассказываем о своих успехах, Элли кутается в теплый плед и молча слушает нас. Она смотрит то на него, то на свой бокал, и лишь изредка бросает на меня короткие, полные волнения и тревоги, взгляды.