Икона и крест

— А о моем существовании они вообще не знают, — сказал Долтон. — Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Ты кому-нибудь говорила, что собираешься на Ямайку, Дебби?

Она свирепо на меня посмотрела.

— Разумеется, нет! Что я, идиотка?

И добавила:

— Только дяде Роберту. Разругались мы вдрызг.

Он считает тебя мошенником, захотевшим получить мои денежки.

Вот оно что! Дядя Роберт…

Дебби охнула.

— Что ты можешь рассказать нам о своем дяде Роберте? — спросила ее Зоула.

Дебби махнула рукой:

— Я понимаю, к чему вы клоните, но все это глупости. С какой стати дядя Роберт стал бы трепаться? Откуда ему вообще знать этих людей?

— Все равно расскажи, — продолжала осторожно давить Зоула. — О своем дяде. Например, как у них складывались отношения с твоим отцом?

Дебби сделала несчастное лицо. Ее голос звучал теперь как-то подавленно.

— Каждый приезд дяди Роберта заканчивался ссорой. Я не должна была это слышать, но я слышала и знаю, о чем они ругались.

— Вам долить?

Из темноты возник служащий с чем-то вроде длинной рыболовной сети в руках. Мы отрицательно покачали головами, и он исчез в темноте, словно корабль ночью.

— Речь шла о деньгах, — продолжила Дебби. — Дядя Роберт держал лошадей. Он все время выставлял их на скачках, все время ставил на них деньги, все время проигрывал и все время попадал в переделки.

Я предполагаю, что папа то и дело выплачивал за него залог. Из моих денег. Или, — добавила она, — из денег, которые должны были стать моими.

— Значит, твой дядя — идиот. Вот и все, — сказала Зоула.

Я не знал, как перейти к следующему пункту. К вопросу о наследстве.

— Полагаю, Пикарди-Хаус завещан вам? — спокойно спросил Долтон.

— Скорее всего. А что?

Я почувствовал себя эдаким чурбаном.

— Дебби, а если ты попадешь под автобус, кому перейдет собственность?

— Какая чушь!

Я ждал. Наконец Дебби произнесла:

— Разумеется, дяде Роберту. У папы не было других братьев или сестер.

И она заплакала.

— Мы устали, у нас сбиты биоритмы и все такое, — сказал Долтон. — Я иду спать. А ты, Дебби?

Дебби, обливаясь слезами, кивнула. Когда они ушли, Зоула на меня накинулась:

— Ты что, не понимаешь? Дядя Роберт, возможно, ее единственная родня! А ты тут рассуждаешь о том, что он может захватить икону или вообще угробить собственную племянницу!

— Тогда почему он ведет себя так враждебно? Я что, единственный из присутствующих, кто не утратил чувства реальности?

— Чувство? Она — ребенок, оставшийся без отца! А ты, Гарри Блейк, самый бесчувственный идиот из всех встреченных мною идиотов!

ГЛАВА 24

«Георг Третий, милостью Божией Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии король и защитник веры.

Верным и любезным моему сердцу Патрику Смиту и Уильяму Фарреллу, эсквайрам, да будет известно, что мы учреждаем, одобряем и назначаем — и настоящим объявляется, что мы учреждаем, одобряем и назначаем, — каждого или любого из них исполнить обязательство, данное Томасу Хиггинсу и Уильяму Миддлтону, джентльменам, в том, что они, справедливо и не кривя сердцем, со всей рассудительностью и по совести, учтя и оценив все личное движимое имущество, права и кредиты Эдварда Сент-Клера, проживавшего в Трилони, землевладельца, врачевателя и хирурга, ныне усопшего…»

Следуют подписи, и потом:

«… от имени его светлости Уильяма, герцога Глостерского, главнокомандующего и правителя вышеупомянутого острова и главы Йаго-де-ла-Вега.

Писано в 1815 году anno Domini [15], ноября 11-го, на 56-й год нашего правления.

Джордж Клейтон, письмоводитель».

— Эй! — горячо зашептала Дебби мне в ухо. — Сент-Клер!

В помещении государственного архива работал кондиционер. Мы сидели за массивным круглым столом, сделанным из тикового дерева. Рядом стояла тележка с переплетенными томами, каждый дюйма три в толщину и восемнадцать в высоту. Раскрытые перед нами листы издавали отчетливый пряный запах. Они потемнели от времени, а чернила выцвели. Некоторые записи стали совсем нечитаемыми.

— Возможно, это совпадение, Дебби, — сказал я и сам себе не поверил. — Давай посмотрим опись.

И мы продолжили читать: