Икона

Андреас взглянул на кипящие клубы дыма. Забудь, пусть огонь сделает свою работу. Из задней части дома не выбраться, по этой лестнице сможет спуститься только дьявол. И как только он об этом подумал, сверху раздался лающий кашель, и из дыма выступила еще одна фигура. Две ноги, а над ними — что-то квадратное; бледные руки вцепились в края доски. Эти глаза, которые Андреас не видел более пятидесяти лет, — темные миндалевидные глаза на позолоте, красно-коричневый плащ. Все это, покачиваясь, надвигалось на него — икона с ногами. Постепенно лицо Мюллера над иконой выступило из дыма; голубые глаза зажмурились, увидев внизу Андреаса. Он остановился, но пути назад не было: можно было двигаться только вперед. Кашель почти парализовал немца, и все-таки одной рукой он ухитрился достать из пиджака пистолет. Голубые глаза окинули Андреаса холодным взглядом. Прогремел выстрел, Андреас вздрогнул.

Стрелял кто-то позади него. В иконе появилась огромная дыра, прямо над глазами Богородицы. Мюллер покачнулся и опрокинулся на ступеньки, исчезая вместе с иконой в клубах дыма. Андреас обернулся. Несколькими ступенями ниже стояла Ана, обеими руками держа сорокапятимиллиметровый пистолет Бенни. В широко раскрытых глазах девушки было недоверие. Он опять взглянул вверх, но больше ничего не смог увидеть. Вдруг он почувствовал, что его легкие уже втягивают не воздух, а горячий дым, и стал быстро спускаться по лестнице. Внизу, бросив пистолет, его подхватила Ана. По ее испачканному копотью лицу текли слезы.

— Мэтью?

— Он уже снаружи.

— Бенни мертв.

— Я знаю, детка. Нам надо идти.

— Мы не может оставить его здесь.

— Должны. Быстро уходим.

Они вышли излома так же, как и вошли в него. Согнувшись, спотыкаясь, опираясь друг на друга, они покидали этот умирающий дом.

Фотис лежал на влажной траве возле подъездной аллеи. Андреас присел к нему, а Ана побежала к Мэтью, который, стоя на коленях, хватал ртом воздух и сплевывал. Тело Змея было вялым, все напряжение ушло из него, словно перерезали провод, по которому к нему поступали жизненные силы. Только мигающие глаза старика свидетельствовали о том, что он еще жив. В его седых волосах чернели хлопья пепла; левый висок кровоточил, синяки покрывали все его лицо. Тонкие, хрупкие пальцы и внимательные глаза были такими же, как на том беспокойном ужине несколько недель назад, но живая энергия, наполнявшая их, исчезла. Это была не просто старость, это была изношенность, обреченность. Он умирал. Это могло случиться завтра, подумал Андреас, или через несколько месяцев, но это скоро произойдет.

— Ну что? — прошептал Фотис.

— Ее больше нет.

Глаза Фотиса на несколько мгновений закрылись, затем открылись снова.

— Это ты убил его?

— Нет, — смущенно ответил Андреас. — Девушка.

— Девушка? — При других обстоятельствах Фотис бы, наверное, рассмеялся. Сейчас ему удалось лишь выдавить подобие улыбки.

Позади них бушевало пламя, лопались стекла, языки огня лизали пустые рамы. Очень скоро от дома ничего не останется. Ничего, кроме наружной кирпичной стены первого этажа. Они чувствовали жар даже с того места, где сидели.

— Вы убили и меня, — продолжал Фотис. — Вы все. Вы забрали то, что мне нужно было, чтобы жить. И зачем? Чтобы она погибла в огне? Что, лучше было уничтожить ее, чем оставить мне? — В его словах была горечь, но не было тепла. — Вы убили меня.

Андреас почувствовал усталость. Вряд ли можно было ожидать, что мудрость и покой снизойдут на его друга в конце жизни, и все-таки он расстроился. Ведь это была всего лишь картина, не больше. Краска на куске дерева. В ней не было бьющегося сердца, бессмертного духа, души. Он держал ее в руках, он знал это. Они все были безумцами.

— Ты умираешь изнутри, Фотис. Тебе никто не может помочь.

— Ты можешь мне помочь. Закончи работу. Ведь это ты показал мне икону, сделал ее частью моей жизни. А потом отобрал ее у меня, дважды. Я не понимаю, почему ты так старался уничтожить меня, но хотя бы закончи свою работу.

Андреас посмотрел на молодых людей. Ана пыталась перевязать руку Мэтью своим шарфом.

— Отошли их, — прошептал Фотис. — Чтобы они не видели. Потом перетащи меня обратно в дом. Я не настолько смел, чтобы сделать это самому, Андреас. Ты должен помочь мне.

— Нет.

— А что, если я скажу тебе, что я убил твоего чертова брата?

— Я тебе не поверю.

— Я бросил его, умирающего. Я был в склепе, ждал этого толстого Маврудаса.

— Но вместо этого он выбрался через огонь. Значит, это был твой план.

— Ты это и раньше знал.

— Включая поджог церкви.

— Нет, это была идея Маврудаса.

— Но ты пошел на это. Ты согласился с этим. Иначе бы ты не смог предположить, что он будет выходить через склеп.

— Хорошо. Да. Я поджег церковь твоего брата. Я смотрел, как он спустился по ступеням и упал к моим ногам, истекая кровью. И я ничего не сделал. Я оставил его там умирать. И как накажет меня за это его брат?

— Ты ничего не мог сделать. У него были очень глубокие раны. Конечно, это зло — оставить его там, но ты не убивал его. У тебя и так достаточно тяжких грехов, чтобы принимать на себя чужие.